Коронация, или Последний из романов - Борис Акунин

– Афанасий Степанович, я жестоко обошелсяс вами. Использовал вас вслепую, ничего не объясняя и ни во что не п-посвящая.Но я не мог сказать вам правды – вы были очарованы Эмилией и ни за что мне неповерили бы. Вчера вечером я намеренно говорил с вами по телефону так резко ине посвятил ни в какие подробности. Мне нужно было разжечь вашуп-подозрительность. Я знал, что, одолеваемый сомнениями, вы захотите посоветоватьсяс единственным человеком, которому доверяете – с мадемуазель Деклик. И всё ейрасскажете. Монашеское облачение я тоже придумал нарочно: Линд с его – оГосподи, с ее сверхъестественной находчивостью должна была сообразить, какудобен для нее этот маскарад. Клобук, черный креп и ряса позволяют идеальнозамаскировать и фигуру, и лицо. Я сам подсказал Линду – через вас – пландействий. Мадемуазель отлично знала ваши привычки всегда являться раньшеназначенного времени. Она пришла к мосту в двадцать минут шестого и сталаждать. Я ведь предупредил, что могу опоздать, поэтому она не сомневалась, чтовы появитесь первым. Успела бы и забрать д-драгоценности и приготовиться ковстрече со мной. Да только я засел в кустах еще с половины пятого… Я мог бы застрелитьЛинда раньше, еще до вашего п-прихода, не подвергаясь никакому риску. Но вы быпотом Бог весть что себе вообразили. Вы ни за что бы не поверили в виновностьмадемуазель Деклик, если бы она сама не раскрыла себя в вашем присутствии. Чтоона отличным образом и сделала. Правда, это стоило мне продырявленного плеча. Аесли бы солнце не светило ей в глаза, то исход сей д-дуэли был бы для меня ещеболее печальным…

Я ни о чем в эту минуту не думал – простослушал. А Фандорин перевел взгляд с меня на убитую и прищурил свои холодныеголубые глаза.

– Чего я не знаю – как она с-собираласьпоступить с вами, – задумчиво произнес он. – Просто убить? А можетбыть, переманить на свою сторону? Как вы думаете, удалось бы ей это? Хватило бычетверти часа, чтобы ради любви вы забыли обо всем остальном?

Что-то шевельнулось во мне от этих слов. Не тообида, не то гнев – в общем, какое-то недоброе чувство, но вялое, очень вялое.К тому же я помнил, что должен, просто обязан о чем-то спросить.

Ах да.

– А Михаил Георгиевич? Где он?

По бледному и усталому, но все равно оченькрасивому лицу Фандорина скользнула тень.

– Вы еще с-спрашиваете? Мальчик убит.Думаю, в тот самый день, когда вы, пытаясь его спасти, бросились вдогонку закаретой. Линд решил, что больше рисковать не станет и выбрал на роль посредникавместо вас мадемуазель Деклик – то есть самого себя. А может быть, так былозадумано с самого начала. Наша Эмилия блестяще справилась со своей ролью. Дляполного правдоподобия даже вывела нас к склепу, откуда так удобно было уйти поподземному ходу. У нее всё получилось бы, если бы не мой маленький сюрприз скучером.

– Но ведь в тот день его высочество былеще жив! – возразил я.

– С чего вы взяли? Это Линд, то естьЭмилия крикнула нам снизу, что ребенок жив. На самом деле никакого мальчика тамне было. Малютка уже несколько дней лежал мертвый где-нибудь на дне реки или вб-безвестной яме. А отвратительней всего то, что, прежде чем умертвить малыша,ему, еще живому, отрезали палец.

Поверить в такое было невозможно.

– Откуда вы знаете? Вас ведь там не было!

Эраст Петрович нахмурился.

– Я же видел палец. По капелькам засохшейкрови было видно, что он отсечен не у мертвого. Потому-то я так долго верил вто, что ребенок пусть болен и одурманен наркотиком, но жив.

Я снова посмотрел на Эмилию – на сей раздолгим и внимательным взглядом. Это доктор Линд, сказал я себе, который мучил иубил Михаила Георгиевича. Но Линд был Линдом, а Эмилия Эмилией – между ними несуществовало никакой связи.

– Зюкин! Афанасий Степанович, очнитесь!

Я медленно повернулся к Фандорину, не понимая,чего он от меня хочет еще.

Эраст Петрович, кривясь от боли, натягивалсюртук.

– Мне п-придется исчезнуть. Я уничтожилЛинда, сохранил «Орлова» и вернул драгоценности ее величества, но спастивеликого князя не смог. Императору я больше не нужен, а вот у московскихвластей ко мне д-давняя неприязнь… Уеду за границу, здесь мне больше делатьнечего. Только…

Он взмахнул рукой, словно хотел что-то сказатьи не мог решиться.

– У меня к вам просьба. Передайте КсенииГеоргиевне, что… что я много думал о нашем с ней споре… и уже не так уверен всвоей правоте. З-запомните? Она поймет, о чем речь… И еще передайте вотэто. – Он протянул мне листок бумаги. – Это парижский адрес, покоторому со мной можно связаться. Передадите?

– Да, – деревянным голосом сказал я,пряча бумажку в карман.

– Ну, п-прощайте.

Зашуршала трава, это Фандорин карабкался вверхпо склону. Я не смотрел ему вслед.

Один раз он чертыхнулся – видимо, потревожилраненое плечо, но я все равно не оглянулся.

Я подумал, что нужно будет подобратьрассыпавшиеся драгоценности: диадему-бандо, бриллиантовый аграф, бант-склаваж,малый букет, эгрет-фонтан.

А главное – как быть с мадемуазель Деклик?Можно, конечно, подняться в парковую контору и привести служителей, ониподнимут тело наверх. Но не оставлять же Эмилию здесь одну, чтобы по нейползали муравьи и на лицо садились мухи.

С другой стороны, хоть она и нетяжелая (мневедь уже приходилось носить ее на руках), смогу ли я в одиночку поднять ее потакому крутому склону?

Пожалуй, всё же стоило попробовать.

* * *

– …глубочайшую благодарностьБожественному провидению, сохранившему для России этот священный символ царскойвласти.

Голос его величества дрогнул, и государьсделал паузу, чтобы справиться с нахлынувшими чувствами. Императрица сотворилазнак крестного знамения, и царь немедленно последовал ее примеру, еще ипоклонившись висевшему в углу образу.

Более никто из присутствующих креститься нестал. Я тоже.

Высочайшая аудиенция была мне дарована вбольшой гостиной Эрмитажа. Несмотря на торжественный смысл происходящего,присутствовали только посвященные в обстоятельства свершившейся драмы – членыавгустейшей фамилии, полковник Карнович и лейтенант Эндлунг.

У всех на рукавах были траурные повязки –сегодня было объявлено, что его высочество Михаил Георгиевич скончался взагородном дворце от внезапного приступа кори. Поскольку было известно, что всемладшие Георгиевичи поражены этой опасной болезнью, известие выгляделоправдоподобным, хотя некие темные, фантастические слухи, кажется, уже поползли.Однако правда была слишком невероятной, чтобы в нее поверили.