Жестокая одержимость - С. Массери

Несколько секунд я смотрю на экран телефона в недоумении.

– Да ладно?

Я пробую позвонить ей снова, но ответ остается тем же. Неужели она не проверяет голосовую почту или не видела, как накапливаются там мои голосовые сообщения? Возможно, она просто не желает их прослушивать или удалять?

Я пытаюсь дозвониться до нее еще несколько раз, чувствуя, как на меня накатывает истерика. На последней попытке в трубке даже не слышатся гудки. Звонок сразу переходит на голосовую почту.

Это смешно.

Я ведь думала…

Я думала, что если буду действительно в ней нуждаться, то она придет мне на помощь. Рассчитывала, что, если мне будет больно, я смогу попросить ее вернуться, и она вернется.

Но это ложь. Выдумка, которую я придумала, чтобы не впадать в депрессию.

Из моих губ вырывается стон, похожий на визг, как если бы я проводила ногтями по классной доске. От него мое горло саднит, но я не могу остановиться, потому что уже не владею собой.

– Вайолет! – выкрикивает Уиллоу, подбегая ко мне. – Вайолет, перестань! – Она трясет меня за плечи, и я закрываю рот, но этот звук все еще выходит из меня, прячась за зубами, поэтому, чтобы сдержать его, я прижимаю язык к нёбу.

Мое тело будто бы пронзает мучительная боль, и если бы Уиллоу не поддерживала меня, то я бы упала на пол.

– Дыши, – говорит Уиллоу, оглядываясь через плечо, а я понимаю, что перед моими глазами все плывет. – Она не может дышать! Кто-нибудь… черт возьми.

В моих глазах пляшут белые пятна. Я пытаюсь сосредоточиться на Уиллоу, но в моем теле одновременно вспыхивает столько чувств: моя кожа так же, как и легкие, горит, мозг работает со скоростью тысяча миль в секунду, мчась к неизбежному выводу: моей матери просто… Наплевать. На меня.

Внезапно Уиллоу отпускает меня и отходит назад. Я все-таки падаю на пол, пытаясь ухватиться за ее руку, но тут в поле моего зрения появляется кто-то еще.

Грейсон.

Сто́ит мне его увидеть, как я уже не могу сдержать рвущиеся наружу рыдания и буквально складываюсь пополам. Где-то в глубине души я знала, что он придет ко мне, даже когда остальные не смогут. Но он последний, кто должен пострадать от моего публичного срыва.

Возможно, он думает по-другому, потому что я чувствую, как он обнимает меня за колени и спину, прижимая к своей груди. Я открываю рот, потому что мои легкие отчаянно нуждаются в кислороде, но сделать вдох у меня не выходит. Мне кажется, я стала невесомой, но при этом на мою грудь давит груз в тысячу фунтов.

Грейсон несет меня в ванную комнату и сажает на столешницу. Он встает между моих колен и обхватывает мое лицо руками. Наши губы встречаются в поцелуе, но я понятия не имею, что мне с этим делать, поэтому просто хватаю Грейсона за рубашку и притягиваю его к себе. Он целует меня снова и снова, не обращая внимания на слезы, но только спустя несколько секунд я понимаю, что перед поцелуями он набирает в свои легкие как можно больше воздуха, чтобы передать его мне. Это не просто поцелуи, а скорее реанимация.

Он наполняет мои легкие воздухом, а я торопливо выдыхаю через нос. Грейсон неоднократно повторяет это действие, не давая мне времени на размышления. Мой разум, кажется, выключается, когда я осознаю, что его руки все еще обхватывают мое лицо, а губы завладели моими.

Я придвигаюсь к Грейсону еще ближе, а затем обхватываю его бедра ногами и прижимаюсь к нему всем телом.

Он слегка отстраняется и смотрит на меня, а затем проводит большими пальцами под глазами, собирая слезы, которые, вероятно, текут по моим щекам вместе с тушью.

– Ты всегда видишь меня в худшем состоянии, – бормочу я, чувствуя, как в моем горле снова образуется комок.

Чтобы сказать больше, мне приходится жадно глотать ртом воздух, а еще моя голова кружится, будто я не получала кислорода слишком долго.

– Я хочу тебя видеть и в худшем состоянии, – отвечает он. – И в лучшем. И во всех состояниях между ними, – признается он, но я не знаю, что ему ответить. – Расскажи мне, что случилось.

– Моя мама, – отвечаю я и закрываю глаза, из которых снова начинают литься слезы.

Грейсон ловит соленую влагу подушечками пальцев, словно это сувенир, которым он хочет успеть полюбоваться, прежде чем он исчезнет.

– Я думаю, она решила окончательно порвать со мной все отношения. – Я заставляю себя посмотреть ему в лицо, чтобы понять, как он реагирует на мои слова. – Она делает так очень часто. Забывает обо всем и обо всех. Но я никогда не думала, что она поступит так со мной, хотя несколько месяцев мы даже не разговаривали.

– Родителей переоценивают, – хмурится Грейсон, и я касаюсь его щеки.

Конечно, он считает именно так, ведь его мама… Наверное, с ней связаны его счастливые воспоминания, но она ушла из его жизни слишком рано, и его авторитетом стал отец. Безразличный, жаждущий лишь власти политик.

Моя мама любила меня, но потеря отца изменила ее, словно разорвав изнутри. Как я могу конкурировать с разбитым сердцем?

– Ты и я, Ви, – говорит Грейсон. – И нам больше никто не нужен.

Я осторожно киваю.

– Но кроме этого, у тебя есть товарищи по команде, а у меня друзья, готовые поддержать меня. В глубине души я убеждена, что ты любишь своих ребят так же сильно, как я люблю Уиллоу, Джесс и Аманду, – говорю я, но вижу, как Грейсон колеблется. – Если бы ты не доверял Стилу, ты бы не пустил его в раздевалку, – замечаю я. – И пусть ты сделал что-то с Джеком и не желаешь мне в этом признаться, я полагаю, что в тот момент ты был не один. Вряд ли ты бы стал разбираться с ним в одиночку.

Я ощущаю, как мое дыхание становится неровным при воспоминании о том, что я так и не получила конкретных доказательств того, что Грейсон что-то сделал с Джеком. На самом деле я не хочу знать, что между ними произошло, однако считаю, что имею полное право знать правду. Особенно после всех пережитых мной событий.

Видимо, оценив мою настойчивость, Грейсон вздыхает и, достав из кармана свой телефон, открывает на нем какое-то видео.

В кадре я вижу Джека, скорчившегося на земле, а за его спиной – скалы Краун-Пойнт и блестящее в лунном свете озеро. Джек выглядит так, словно прошел через таран. Его лицо в синяках и кровоподтеках,