Мальчик из будущего: Мальчик из будущего. Отрок. Новик - Владимир Геннадьевич Поселягин

не одни, естественно, полковник прибыл с сопровождением, но нас так сопровождали, что я узнал о нем только в самолете. Была боевая группа из одиннадцати человек, так что после того как мы оказались в самолете, они тоже поднялись на борт воздушного судна.

– Песни? – спросил Братский.

– Да, самые лучшие, разных жанров. Хорошие песни. Почему-то у меня появилось острое желание выложить их на бумагу.

– Понятно. Ну, пиши, дело хорошее, – вернувшись на свое место, сказал Братский. – Кстати, главы многих государств уже обратились к нашему генсеку насчет тебя, требуют представить тебя публике.

– Хрен им по всем рожам. Пусть наши отвечают, что это были слухи и утка, мол, не существует попаданцев из будущего. Бред сивой кобылы.

– К сожалению, убедительные доказательства те успели получить, не пройдет.

– Все равно хрен им. Меня не уговорите. Сотрудничать буду только с Союзом.

– Тебе же он не нравится.

– Мне не нравится манера правления. В Союзе жить нравится, после России, где я родился, рай.

– Кстати, когда я был в последний раз у товарища Брежнева, он зачитал мне цитату из твоей тетради, сейчас вспомню: «Пока вы, идиоты, не наведете социализм у себя в стране, какого… э-э-э… мужского полового органа вы в других странах его проталкиваете? Социализма в Союзе нет». Как тебе?

– А где я неправильно написал? Все верно, все в тему. Сперва нужно, чтобы советские люди получили все блага, что им наобещали, примером показать другим странам, что социализм и коммунизм – это хорошо. А вы что делаете? Нет, Россия – родина моя, а Союз – государство. Терплю, но не сказать что люблю.

– Антигосударственные речи ведешь, – покачал тот головой.

– А вы арестуйте меня. Пока я вижу тот бардак, что по глупости в правительстве наделали, уважения вы моего не получите. Сотрудничать буду, но не более.

Следующие восемь часов мы почти не разговаривали, а у меня из-под руки исчезали исписанные тетради, одна за другой. Восемь тетрадей исписал, больше не было, дальше на бумаге писал, один из подчиненных Братского все это архивировал и складывал в портфель. Вот и работал, пока не добрались до Москвы и не совершили посадку.

В Москве был вечер, часа полтора до наступления темноты, поэтому наш кортеж сразу помчался в Кремль, меня глава государства видеть желал. Мне так пояснили. Устав с писаниной в самолете, я задремал в «Волге», в которой меня везли. Впереди и позади было по такой же машине, все черные.

Вдруг машину повело, и водитель заорал:

– Засада-а!

Подскочив, я успел только заметить, как сносит с дороги передовую машину ЗиЛ, самосвал, груженный щебнем, он после столкновения полетел из кузова, и как к нашему борту несется другой грузовик. Наш водитель почти увернулся, удар пришелся в заднее левое крыло, отчего машину развернуло и опрокинуло. Ладно хоть кувыркаться не стали, метров сорок проскользили на крыше, высекая искры из асфальта.

– Беги, – прохрипел Братский, сидевший на переднем сиденье, поворачивая ко мне окровавленное лицо.

– Безопасность гарантируем, да?! – зло спросил я, ворочаясь в осколках стекла и искривленного металла, пытаясь перевернуться на живот. Да и нога разболелась, снова по больному месту удар пришелся.

После этого послышался щелчок открытия ремня безопасности, и полковник грузно упал на крышу, после чего, подволакивая ноги, похоже, у него был поврежден позвоночник, стал выбираться из машины на руках, с пистолетом в руке. Странно, удар, конечно, приличный был, но не до такой степени, чтобы вырубить водителя и нанести такие травмы Братскому. Тут я заметил, что у водителя расползается кровавое пятно на спине, и сообразил, что оба впередисидящих были обстреляны снайперами. Тогда все сходилось. Дотянувшись до пояса водилы, я достал макаров из кобуры и выбрался следом за полковником. Это было тяжело сделать, во время столкновения и аварии я не был пристегнут, помотало меня по салону. В общем, как я уже говорил, нога жутко болела и плохо гнулась.

Сам Братский сидел, привалившись к борту машины, редко и прицельно стрелял куда-то в сторону третьей машины, где палили несколько автоматов. Какофонию автоматных очередей со множеством хлопков пистолетных выстрелов заглушил хлопок гранаты, и третья машина запылала. Гранатометом шарахнули.

– Беги, – хрипло повторил Братский и закашлялся. На губах у него показалась кровь.

Почти сразу пятная грудь дырами и рвя одежду, по полковнику кто-то дал очередь из автомата. Очень точную, меня не задели. Стало ясно, что брали меня живым и только живым. Быстро вскочив на ноги, застонав от боли, я, хромая, нырнул в дым горевшей машины охраны и добежал до смутно знакомого забора. Черт, да я же тут повис на ремне, когда убегал от парней из конторы. Точно, тот самый парк. С некоторым трудом и неловкостью перемахнув через забор, я похромал дальше. Преследователей было трое. Один в офицерской милицейской форме и с автоматом бежал впереди, почти нагнав меня, двое еще только через забор перелезали, один вроде ранен был. Не знаю, сколько человек участвовало в засаде, но эти трое точно из недругов.

Навскидку выстрелив и свалив лейтенанта, я попытался было подскочить к нему, чтобы поднять автомат, но не дали, выстрелами отогнали от тела, пули так и свистели мимо или впивались в землю между мной и убитым, отчего приходилось метаться из стороны в сторону. Вдруг я вывалился на опушку в парке и увидел перед собой озеро с той самой вышкой для прыжков. Это меня подстегнуло, появилась безумная идея. Собрав последние силы, ногу уже почти не чувствовал, я рванул к ней, криками и маханием руками разгоняя прохожих, чтобы убегали. А то застыли, понимаешь, с удивлением прислушиваясь к уже стихающему шуму боя.

Ни фига не реагируют, а вот как я выстрелил несколько раз в преследователей, чтобы притормозить их и заставить залечь, то сразу разбегаться начали. Из-за осени вышка была закрыта, кстати, тут куда теплее, чем в Лондоне. Так вот, вышка была закрыта, прыжки с нее уже не делали, но это не помешало мне прыжками, припадая на одну ногу, добежать до нее. По мне не стреляли, однако оба преследователя двигались следом, поэтому я удивился, когда хлопнул выстрел, и неповрежденную ногу обожгло огнем. Как будто кипятком плеснули. Касательное ранение, но оно еще больше замедляло меня. Перевалив через цепь ограждения, с шумом обрушившись на деревянный пол, я пополз к лестнице, составляя за собой окровавленный след. Схватившись за первую ступеньку, я подтянулся к ней. Снова выстрел, и боль в правой руке, тоже легкое ранение, но пистолет я не выронил, там еще оставалось два патрона. На