Весь мир театр - Борис Акунин

Окасан (читает вслух). «Теперь вам птицу Хоо позвольте показать.Горят, да не сгорают у феникса крыла. Я знаю жест волшебный. При помощи егоогня стихию злую возможно подчинить».

Неслышимый показывает эффектный фокус. Достает из сумки иприкрепляет к рукавам потешные птичьи крылья. Потом берет с энгавы незажженнуюмасляную лампу, льет на «крылья». Делает «волшебный жест»: комично приседает ирасставляет руки. Затем чиркает пальцем о колено – палец загорается огнем.Проводит горящим пальцем по одному «крылу», по другому – и те вспыхивают.Фокусник кружится на месте, машет горящими «крыльями». Все ахают, ужасаются,Сэн-тян подпрыгивает и визжит. В это время Сказитель объясняет, как устроенфокус.

Сказитель.

Трюк этот, хоть эффектен, но в исполненьи прост.

Облив горючим маслом тряпичные крыла,

Обжечься не рискует сам фокусник ничуть.

Особенным раствором пропитана та ткань.

Огонь не тронет кожи, ее не опалит,

Жест якобы волшебный тут вовсе ни при чем.

Сэн-тян повторяет «волшебный жест».

Окасан (довольным голосом). Вот это нам годится! Ты взят,Нитонисё. До представленья будешь в «Янаги» проживать. Прошу вас, отведитеактера, Сога-сан, во флигель для прислуги, пусть разместится там.

Сога подходит к фокуснику, подозрительно оглядывает его.Выдергивает из-за пояса ножи, которыми Неслышимый жонглировал, смотрит на них,забирает себе.

Сога. У нас ходить с оружьем тут не заведено. Тем более тыловок с ножами чересчур. Не по сердцу мне, парень, глумливый твой оскал. Глазне спущу с тебя я. Что встал? Шагай за мной.

Ронин уводит Неслышимого со сцены. Окасан подает знакученицам – они раздвигают сёдзи. Хозяйка и ее приемные дочери входят в комнатуИдзуми и садятся. Окасан жестом отсылает учениц. Те удаляются с поклоном, послечего Сэн-тян убегает вприпрыжку.

Окасан. Ну вот, теперь спокойна за представленье я. Уродэтот вихлястый отлично оттенит твой страстный зов, О-Бара, и твой, Идзуми,стиль. Кубота – наш союзник. Он думает, что ты, Идзуми, его князю придешься подуше. Но вкус у князя, может, иной, чем у слуги. Зов плоти, как известно,сильней у молодых. И я не исключаю, что именно тебя он выберет, О-Бара. Уж мнель не знать мужчин! Скажу вам откровенно, мне это все равно, кого из вас стриумфом в наложницы возьмут. Вас, дочки дорогие, обеих я люблю! Лишь только бне достался чужому дому приз… А впрочем, нет соперниц у вас в столице всей.Одной из вас, я знаю, победа суждена.

О-Бара. Я в княжестве богатом сияла б, как звезда! Нет, незвезда, а солнце! И князь в его лучах размяк бы мягче воска. Всю Сацуму шутя крукам я прибрала бы. Великая мечта! О, если б это счастье добыла мне судьба! Явечно благодарной вам, матушка, была б!

Окасан. Что скажешь ты, Идзуми?

Идзуми. Покорна карме я. Моя бы воля – право, жила б я вечноздесь. Но гейше не пристало решать свою судьбу. Коль скоро вы решили, чтоприбыльней меня отдать в мужские руки – ну, так тому и быть.

Окасан. Никак обиду слышу я в голосе твоем? Подумать можно,будто тебя я продаю уродливому старцу иль грязному купцу! Князь Сацумы и молод,и, говорят, пригож. Быть может, ты познаешь с ним радости любви. И будешьблагодарна Окасан и судьбе.

Идзуми. Слыхала много раз я о радостях любви. И песни о нихпела пред публикою я. Но что это такое, я не желаю знать. Скучны мне всемужчины, не верю я в любовь.

Окасан. Напрасно ты не веришь. Любовь на свете есть. Точнеевыражаясь, всего Любовей три.

Одна любовь – земная. Подвластны ей все те, кто духомприпадает к поверхности земной. Таких людей не меньше, чем девять из десяти.Грешна, грязна, но сладка подобная любовь.

Еще бывают люди, кого прельщает ад. Отравленную страсть их я«адской» назову. То огненное зелье! Сгорает в нем душа без всякого остатка,уходит в черный дым.

Встречается, хоть редко, еще одна любовь. Она пленяет души,что ввысь устремлены, поэтому «небесной» зовут ее в стихах. Но век ее недолог,как бабочки полет. Или полет кометы, что раз в две сотни лет прочертит черезнебо свой осиянный след…

Идзуми. Комета одинока, никто не нужен ей. Ах, если б мнекометой по жизни пролететь! Пускай полет недолог, но сколько красоты!

О-Бара. Любовь? Комета? Право, и слушать-то смешно. По мнехоть взвейся в небо, хоть отправляйся в ад, но выдави из жизни всё, что онадает. К нам в руки сам свалился чудесный сочный плод. Сок выдавить до капли мыиз него должны!

Окасан. (с печальным вздохом). Отказываетесь, дочки, вы обеот любви. Но тут не нам, а карме положено решать. Небесная, земная иль адскаялюбовь: начертана дорога, свернуть с нее нельзя.

Все три женщины застывают в разных позах. Окасанпо-буддистски складывает ладони и закрывает глаза; О-Бара подносит рукупоправить прическу; Идзуми сидит, изящно склонив голову.

Свет гаснет, занавес закрывается. Поворот сцены.

Комната О-Бары, ярко и богато разукрашенная с преобладаниемзолотого и алого. Когда сцена раздвигается, видно две застывшие фигуры. ЭтоО-Бара и мужчина в соломенном плаще и низко надвинутой на глаза шляпе. Онисидят напротив друг друга, склонившись – будто шепчутся. Комната тусклоосвещена.

Сказитель.

Когда же ночь спустилась, проник к О-Баре гость.

(Бывало, что мужчины наведывались к ней.)

И этот, что под шляпой таит свое лицо,

Захаживал, пожалуй, почаще всех других.

Не для любовных игрищ сегодня он пришел.

Сидят они и тихо речь тайную ведут…

Бьет в барабан. Свет в комнате делает ярче, фигурызадвигались.

О-Бара (нетерпеливо). Снимите эту шляпу! Смотрите мне вглаза! И говорите четче, я плохо слышу вас! Исполнили вы дело, как давечаклялись? На вас я положилась. Надеюсь, что не зря.

Мужчина снимает шляпу и плащ. Это Футоя.

Футоя (оглянувшись, негромким голосом). Кричать об этом делемне, знаешь, не с руки. Устроил всё как надо. Так, как хотела ты. Теперь тебедовольно подать условный знак. Решишь: пора – так ветку у яблони сломай… Ягрязную работу исполнил всю один. Ух, жути натерпелся, не приведи Господь.Могли ведь и прикончить, у них характер крут. Связался с этим сбродом лишь излюбви к тебе.