Дочь Волка - Виктория Витуорт

Удерживаться на ногах становилось все труднее. На прошлой неделе прошли дожди, так что трава была скользкой, а земля под ногами – мягкой, пропитанной влагой. За несколько часов борьбы они уже размесили ее в маслянистую грязь. Хирел упирался ногами и руками одновременно, стараясь удержать громадную неподвижную стену мужчин, чтобы кто-нибудь из маленьких проворных людей поместья мог найти деревянный бочонок и убежать с ним, как заяц от волков. Противники сошлись на всем промежутке в три мили между поместьем правителя и монастырем, но обычно главное сражение проходило здесь, у ручья, возле рощицы ясеней, как раз на полпути между монастырем и главной постройкой поместья. Именно здесь и бросали бочонок, да так, что он исчезал в ветвях деревьев, и частенько его до конца дня так и не находили. С приходом недолгой летней ночи кто-то предложит сделать перерыв. Солнце уже начало клониться к вершинам холмов на северо-западе. Не один год им приходилось сражаться под дождем; в этом же году солнце светило от восхода до заката, отражаясь в реке и эстуарии, золотя холмы и помогая наливаться соком травам.

В этот момент на свете не существовало ничего, кроме битвы, горячих, напирающих, рычащих и извивающихся тел. Хирел пригнул голову и вновь развернул плечи, пытаясь сохранить устойчивое положение. Многие использовали игру в бочонок, чтобы свести старые счеты, но он никогда не имел к этому отношения. Все это делалось исключительно для удовольствия, для радости от того, что потратил все свои силы, что был частью этого многоголового сборища, объединенного одной целью.

И он находился в самом сердце этого действа.

Прошло уже много лет с тех пор, как он участвовал в подобной битве в другом месте. Хирел уже и не помнил те времена, когда он был подростком, одним из юношей, метавшихся по краям толпы мужчин и выискивавших место, куда приложить свой небольшой вес, прежде чем схватка вытолкнет их, запыхавшихся, раскрасневшихся и блюющих. Он слышал, что однажды, задолго до его рождения, в такой схватке за бочонок сломали ногу Луде, стюарду, когда на него навалилась ничего не замечающая толпа.

Тогда он, конечно, был не стюардом, а просто мальчишкой. Трудно представить, чтобы это угрюмое вытянутое лицо с постоянно подозрительным выражением могло принадлежать мальчику. Рассказывают, что леди Абархильд тогда соединила кости ноги, но с тех пор Луда сильно хромал, он даже ходить прямо не мог, не то что играть в бочонок. Мысль о телесной слабости Луды принесла Хирелу порочное и запретное удовольствие. В течение года этот человек мог держать народ в узде, но сегодня, в этот день из дней, он, простой пастух, был здесь более ценным человеком.

Он мог видеть только головы и плечи – ничего больше; ощущал лишь предательски скользкую землю под ногами и давление со всех сторон громадной обезличенной человеческой массы, такое, что трещали ребра и трудно было дышать; не чувствовал ничего, за исключением густого и удушливого запаха пота. Однако он мог слышать толпу. Возбужденные вопли и призывы женщин и детей; выкрики стариков, дающих советы и поощряющих борющихся. Многие из зрителей взобрались на деревья, чтобы попытаться увидеть или угадать, где в этой давке может находиться бочонок, и оттуда бросали подсказки по стратегии и тактике сражения. Вдруг откуда-то прямо перед Хирелом появился русоволосый дьякон Хихред, который с хрипом и стонами упирался прямо ему в плечо. Но Хирел стал давить еще сильнее, глядя Хихреду в глаза и радостно смеясь ему в лицо.

А затем наступило одно из тех странных затиший, которые время от времени случались по какому-то безмолвному согласию сторон. Пауза эта начала распространяться от центра: люди пытались отдышаться, вытирали пот, наклонялись вперед, упираясь руками в колени, чтобы сохранить равновесие. И переглядывались, отправляя друг другу молчаливые послания относительно того, где приложить силы. Хирел знал, что многие такие взгляды сейчас устремлены на него как на самого крупного и сильного бойца Донмута. Что-то заставило его посмотреть поверх голов соратников и противников, в ту сторону, где на склоне холма в плотную группку сбились девушки, которые хватали друг друга за руки и указывали пальцами на сражающихся. Смеялись. Они были тайной для него, эти создания с нежными лицами, которые брали шерсть его овец и чудесным образом превращали ее в тонкую ткань с помощью каких-то секретных приемов. Все вокруг говорили, что ему нужна жена. После смерти леди дела с переработкой молока шли неважно. От девушек исходило какое-то розовое сияние, и в своем приподнятом и восторженном состоянии Хирел уже не мог толком определить, то ли это солнце так освещало их своими золотистыми лучами, то ли они сами светились внутренним светом. Там была и белокурая дочка Луды, о которой говорили все. Она смотрела на него. Да, она смотрела прямо на него.

К действительности его вернул рев, прокатившийся по толпе.

Солнце уже село, и постепенно начали сгущаться сумерки. Толпа раскачивалась и кренилась, а затем вдруг рванула в сторону поместья. Женщины и дети бросились врассыпную, визжа от возбуждения, а все сборище медленно и неуклюже двинулось за ними. Внезапно что-то ткнулось Хирелу в живот. Опустив глаза, он увидел, что в руки ему суют бочонок. Он без колебаний нагнулся, крепко обхватил его и неумолимо устремился вперед, двигаясь зигзагами через разгоряченную толпу, словно это были не крепкие мужчины, а заросли тростника. Он знал, что может опередить большинство тяжеловесных бойцов монастыря, а у тех, которые были проворнее его, не хватило бы сил вырвать у него бочку. Просто выбраться из толчеи, протащить ее пару фарлонгов[16], а там можно уже и передать кому-то из своих сотоварищей, способных быстро бегать. Он огляделся в поисках союзника. Вероятно, это должен быть Видиа – егерь поместья, жилистый и ловкий, который славился беспощадностью в этой игре. Но когда Хирел выбрался из давки, никого поблизости не оказалось, так что он просто наклонил голову и бросился вперед…

Во двор поместья его внесли на руках. И каждый выкрикивал его имя.

Все было готово для пира, и они тут же навалились на еду, все еще измазанные в грязи, но теперь уже закадычные друзья – люди из монастыря и поместья. Это было лучшее сражение за бочонок за все времена. Про эту победу можно было сложить гимн, прославляющий самоотверженных бойцов. В воздухе плавал аромат жареной свинины, были открыты самые большие бочки с южным вином. Впервые в жизни Хирел оказался за стоящим на возвышении столом в таком блестящем окружении – с Радмером, повелителем Донмута, с его братом-аббатом, с леди Абархильд и ее внучкой, со всей верхушкой поместья и монастыря, а его победный бочонок, украшенный гирляндой из плюща, стоял на доске, покрытой холстом, прямо перед ним. Он смотрел на женщин, двигавшихся по залу с полными тяжелыми кувшинами, и они казались ему ангелами с небес.

Это событие должно было стать легендой. Двадцать, тридцать лет спустя, когда он уже будет стариком, на него будут показывать пальцами сыновья тех, чьи отцы сейчас сами были подростками, и будут рассказывать им, как Хирел, простой пастух из поместья Донмут, выиграл бочонок.