Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной - Мохандас Карамчанд Ганди

Какасахиб хотел приобрести опыт работы в различных учреждениях, и, когда я приехал в Шантиникетан, он как раз был там. Застал я и Чинтамана Шастри, тоже принадлежавшего когда-то к «семье». Оба помогали преподавать санскрит.

Переселенцев из Феникса разместили в Шантиникетане отдельно. Маганлал Ганди оставался их лидером и следил за тем, чтобы все правила ашрама неукоснительно соблюдались. Я заметил, что любовью, любознательностью и упорством он добился признания в Шантиникетане.

Были там и Эндрюс, и Пирсон. Я стал близко общаться с Джагаданандбабу, Непалбабу, Сантошбабу, Кшитимоханбабу, Нагенбабу, Шарадбабу и Калибабу — все они были бенгальскими учителями.

Как обычно, я быстро сошелся с преподавателями и учениками и заговорил с ними о самостоятельности. Учителям я сказал следующее: если бы они и мальчики отказались от услуг оплачиваемых поваров и стали сами готовить себе пищу, это позволило бы контролировать физическое и нравственное развитие учеников, а последние получили бы возможность учиться самостоятельности. Только два или три преподавателя с сомнением покачали головами. Некоторые сразу же горячо поддержали мое предложение. Учеников оно обрадовало, вероятно потому, что им хотелось чего-то нового. И вот мы приступили к эксперименту. Когда я попросил Поэта высказать свое мнение, он ответил, что не возражает, если согласны сами преподаватели. А мальчишкам он сказал:

— В этом эксперименте — ключ к свараджу.

Пирсон не жалел сил для того, чтобы эксперимент прошел успешно. Он буквально рвался в бой. Мы выбрали учеников, отвечающих за нарезку овощей, за очистку зерна и так далее. Нагенбабу и другие отвечали за чистоту кухни и смежных помещений. Я не мог наглядеться, как ловко они управляются с лопатами.

Понятно, что сто двадцать пять учеников и преподавателей не могли сразу почувствоваться себя как рыба в воде, занимаясь физическим трудом. Каждый день мы спорили. Некоторые уже довольно скоро начали жаловаться на усталость. Но Пирсон был неподражаем. Его улыбающееся лицо постоянно мелькало на кухне или рядом с ней. Он отмывал самую большую и тяжелую утварь. Несколько учеников играли на ситарах, чтобы развлечься и развеять скуку. Все внесли свою лепту в общее дело, и Шантиникетан превратился в настоящий улей.

Эти перемены повлекли за собой и другие. Переселенцы из Феникса не только показали всем пример самостоятельности, но и помогли упростить приготовляемые блюда. Приправы полностью исчезли из нашего меню. Рис, дал, овощи и даже пшеничная мука варились одновременно в одной кастрюле. Мальчики из Шантиникетана стали готовить точно так же, чтобы разнообразить бенгальские блюда. Их кухней руководили они сами и один или два преподавателя.

Однако через какое-то время эксперимент пришлось прекратить. Впрочем, я все же полагаю, что знаменитое учебное заведение ничего не потеряло от участия в нем, а приобретенный новый опыт пошел на пользу учителям.

Я намеревался остаться в Шантиникетане еще на какое-то время, но судьба распорядилась иначе. Примерно через неделю после моего приезда пришла телеграмма из Пуны с известием о смерти Гокхале. Шантиникетан скорбел. Каждый приходил ко мне выразить соболезнования. В храме ашрама мы оплакали потерю поистине национального масштаба. Мероприятие прошло в мрачной, но величественной атмосфере. В тот же день я отправился в Пуну с женой и Маганлалом. Другие наши товарищи остались в Шантиникетане.

Эндрюс проводил меня до Бурдвана.

— Как вы думаете, — спросил он, — наступит ли время для сатьяграхи в Индии? И если да, то когда?

— Трудно сказать, — ответил я. — Еще год я не стану ничего предпринимать, потому что пообещал Гокхале сначала объездить Индию, чтобы приобрести необходимый опыт; я не буду высказывать своего мнения публично, пока не закончится этот период. Но даже по истечении года я не стану торопиться с речами и заявлениями. Не думаю, что у нас появится повод для сатьяграхи в ближайшие пять лет.

Здесь я хотел бы добавить, что Гокхале высмеивал некоторые мои идеи, высказанные в «Хинд сварадж», и говорил:

— Вот проведете в Индии хотя бы год, и ваши взгляды сами по себе изменятся.

В Бурдване нам пришлось претерпеть все те бедствия, которые постоянно постигают пассажиров третьего класса. Все началось с покупки билетов.

— Билеты в третий класс так рано не продаются, — заявили нам.

Я отправился к начальнику станции, хотя и это оказалось нелегким делом. Кто-то любезно указал мне, где его найти, и я поведал ему о возникших трудностях. Он не сказал ничего нового. Как только окошко кассы открылось, я попытался купить билеты, но добывать их пришлось с боем. Кто силен, тот и прав. Пассажиры пробивались вперед к кассе и постоянно отпихивали меня в сторону, а потому я купил билеты одним из последних.

Прибыл поезд, и посадка стала еще одним испытанием. Пассажиры — те, кто уже пробрался в вагон, и те, кто только пытался это сделать, — обменивались ругательствами и тычками. Мы бегали туда-сюда по платформе, но везде нас ждал один и тот же ответ:

— Здесь мест нет.

Я обратился к проводнику. Он сказал:

— Вы должны попытаться попасть в этот поезд или дожидаться следующего.

— Но меня ждут неотложные дела, — мягко возразил я.

У него не было времени слушать меня. Я велел Маганлалу любым способом пробраться в поезд, а сам вместе с женой прошел в купе вагона повышенного класса. Проводник взял нас на заметку. На станции Асансол он явился, чтобы взять с нас дополнительную плату. Я сказал ему:

— Вашей обязанностью было найти места для нас. Мы сами не смогли их найти и потому сели здесь. Если вы устроите нас в третьем классе, мы будем только рады перейти.

— Не нужно спорить, — сказал проводник. — Я не могу пристроить вас в третьем классе. Вам придется либо доплатить, либо сойти с поезда.

Я хотел любой ценой добраться до Пуны, а потому не стал препираться с проводником и доплатил, но эта несправедливость вывела меня из себя.

Утром мы приехали в Могалсарай. Маганлал сумел найти место в вагоне третьего класса, куда мы теперь с трудом протолкнулись. Контролеру я изложил все факты и попросил выдать мне квитанцию с указанием, что в Могалсарае я перешел в третий класс. Он отказался удовлетворить мою просьбу. Позже я обратился к железнодорожным властям за компенсацией и получил примерно такой ответ: «Обычно мы не компенсируем переплаты за проезд без соответствующей квитанции, но для вас готовы сделать исключение. Однако доплату за проезд от Бурдвана до Могалсарая мы все-таки вернуть не можем».

С тех пор я так часто ездил третьим классом, что, если бы я взялся рассказать обо всех своих впечатлениях, для них потребовался бы отдельный том. В этой книге я могу лишь кратко упомянуть о них. Я до сих пор жалею, что мое состояние вынудило меня прекратить поездки в третьем классе.

Бедствия пассажиров третьего класса, несомненно, следствие произвола железнодорожных властей. И, конечно, в них повинны грубость, неопрятность, эгоизм и невежество самих пассажиров. Жаль, что они зачастую не осознают, насколько дурно, низко и эгоистично ведут себя. Они считают свое поведение совершенно естественным. А происходит все это из-за равнодушия к ним со стороны нас, «интеллигентных» людей.