Убить Пифагора - Маркос Чикот

Телис был их давним вождем и общим старым знакомым. Публика принадлежала ему заранее, еще до того, как он открыл рот, но он знал, что встреча слишком важна, чтобы самонадеянно рассчитывать на успех. Он обвел аудиторию взглядом, заглянув в глаза каждому. И он сам, и человек в маске должны были сыграть в глазах собравшихся особенную роль. Следовало говорить убедительнее, чем когда-либо прежде, чтобы иметь возможность потребовать от этих людей нечто, о чем он никогда не просил.

Он поднял руки, призывая к тишине. Затем выждал необходимое время и начал речь, сдерживая звучавшее в голосе волнение.

— Граждане, друзья, братья сибариты…

Человек в маске оставался в тени, незаметно наблюдая за оратором. Он впервые видел Телиса в действии и с первых же минут был более чем доволен. Публика слушала его не дыша. Его мысли вернулись к Крисиппу. К счастью, тот успел раскусить одну из капсул с ядом, пришитую к краю туники.

Крисипп был бесценным помощником, но ему не нужны слуги, которые могли бы выдать, где он скрывается. На данный момент вполне хватало Борея, который был его телохранителем и держал случайных путников подальше от обоих убежищ. Золото было распределено между двумя тайниками. Они часто оставались незащищенными, но со стороны выглядели как две заброшенные виллы, которые не интересовали воров, к тому же находились вдали от оживленных маршрутов.

«Борея более чем достаточно… — повторил он, — пока не наступит день, когда мои слуги будут исчисляться тысячами».

Он обвел толпу властным взглядом. На данный момент почти все шло гладко. Единственным небольшим затыком в его планах был захват Крисиппа и то, что Акенон провалил план Килона изгнать его, а затем убить. Задержание Крисиппа было вопросом времени, рано или поздно это должно было случиться и представляло собой скорее необходимую жертву.

Что касается Акенона, он займется им лично, если его основной план не сметет его, как и остальных.

Ключом к его непрерывным успехам в борьбе против пифагорейцев были глубокие знания человеческой природы. Так, прикончить Аристомаха оказалось до смешного просто.

«Бедный идиот, — подумал он. — Я точно рассчитал, что с тобой будет, когда ты получишь мое письмо».

Аристомах всегда имел склонность все драматизировать. Казалось, его высшим идеалом было отдать жизнь за Пифагора. Что ж, надо было сыграть по-крупному. Сделать самое впечатляющее открытие, а затем отправить его Аристомаху.

При воспоминании об этом по телу человека в маске прошла дрожь. Он и сам до сих пор был потрясен тем, что обнаружил.

Аристомах отдал жизнь, напрасно пытаясь защитить своего бога Пифагора.

Пергамент, который он ему прислал, был пропитан огнеупорным составом. Скорее всего, он пережил пожар и оказался в руках философа.

«Ты тоже собираешься покончить с собой, великий Пифагор? — Человек в маске едва сдерживал смех. — Неужели ты покинешь свое стадо баранов?»

Несомненно, Пифагор сохранит в тайне ужасную правду, которую он открыл. Однако сам философ ее не забудет, и это разрушит его изнутри. Позже человек в маске позаботится о том, чтобы распространить разрушительное знание среди всех пифагорейцев.

Но сейчас было время заняться Сибарисом.

Внезапно раздался громовой залп аплодисментов. Телис договорил свою речь, и публика была вне себя. Его приветствовали поднятыми руками, множество голосов повторяли последние слова предводителя.

«Они готовы умереть за наше дело. — На лице человека в маске изобразилась циничная усмешка. — Как раз то, что мне нужно».

Телис повернулся к нему и протянул руку. Он весь сиял. Он использовал всю свою способность внушать убеждения, за которые сам был готов отдать жизнь.

«Что ж, это хорошо, — кивнул человек в маске, — так ты звучишь более убедительно».

Сам он не верил ни единому слову, которое собирался произнести. В этом не было необходимости: не так сложно обмануть столь преданную аудиторию. Он протянул руку Телису. Двести влиятельных сибаритов смотрели на него сверкающими глазами. Он подошел к краю возвышения и подождал несколько секунд, пока возбуждение толпы достигнет апогея.

Из-под черной маски донесся мрачный голос, мигом овладевший вниманием всего зала.

…

Числа, которые не могут быть выражены как частное — или дробь — двух целых чисел. Одной из их особенностей является наличие бесконечных непериодических десятичных цифр.

Их открытие повлекло за собой величайший кризис в истории математики.

Вавилоняне и египтяне делали приближения к некоторым иррациональным числам, не в силах понять, что никогда не смогут достичь точного результата. Греки действовали аналогичным образом, но они в конечном итоге обнаружили существование иррациональных чисел.

Для пифагорейцев обыкновенные дроби выражали отношение, или пропорцию, между двумя целыми числами. А также саму реальность, какой пифагорейцы ее воспринимали: все элементы природы должны хранить четкую взаимосвязь. Вывод был сделан на основе того, что им были известны только рациональные числа — выражаемые дробями целых чисел, — а также на основе эмпирических исследований. Пифагорейцы сделали несколько открытий, где пропорция действительно была точной, и были уверены, что подобным способом разгадают все тайны Вселенной.

Подробности открытия иррациональных чисел — загадка. Аристотель утверждает, что это произошло путем применения теоремы Пифагора к треугольнику, чья гипотенуза равна корню из двух, что является иррациональным числом. Единственное, в чем мы уверены — это открытие стало потрясением для всех греческих математиков, в особенности для пифагорейцев, чья научная философия основывалась на убеждении, что существуют только рациональные числа.

Греческие математики следовали путем, который внезапно оборвался. Открытие их потрясло, и они впали в творческий паралич, на преодоление которого потребовалось несколько десятилетий.

…

Сокрам Офисис.

Математическая энциклопедия.

1926

Акенон вышел из общинного здания и направился к дому Пифагора. В то утро философ попросил его присутствовать на собрании, где должны были собраться основные члены общины.

«Он не объяснил причины встречи», — заинтригованно сказал себе Акенон.

С тех пор как он вернулся из Сибариса и рассказал Пифагору о случившемся с Крисиппом, они почти не разговаривали.

«Но я не единственный, с кем Пифагор в последние дни вел себя сдержанно», — размышлял он по пути.