Когда погаснет лампада - Цви Прейгерзон

Вот и настало время расстаться с домом Фейгиных, где мы провели столько хороших дней. Женщины запирают дверь и направляются в сторону еврейского кладбища. Идут медленно, не торопясь, Глаша — в роли поводыря. Глаза Песи закрыты.

— Подайте, Христа ради!

Никто не обращает внимания на слепую нищенку. Много шаталось в то время по дорогам нищих, убогих и сирот, просивших милости. Мало кто тогда проявлял к ним милость.

— Подайте, Христа ради!

Так, шаг за шагом, добираются они до ворот еврейского кладбища. Вторая половина октября. Поблескивает лента реки. В воде отражаются голые кусты. В зарослях тростника дремлют утки. На кладбище качаются, шумят, беседуют друг с другом рослые деревья. Резкий крик ворона разрывает осеннюю тишину.

В штибле собралось двадцать пять человек. Известие о расстреле евреев принес Янкл Левитин, который смог убежать, когда в дом вломились убийцы. Он появился в штибле глубокой ночью, дрожащий и испуганный.

Зайдем туда вслед за ним и мы.

Окна закрыты наглухо, лишь свет масляной коптилки освещает комнату. Молча сидят люди, пораженные ужасной вестью. Первым приходит в себя Гинцбург.

— Надо отсидеть по ним шиву[57], — говорит он и соскальзывает со скамьи на пол.

Арон здесь отвечает за небесные правила и обычаи, а вот Шапиро больше занят повседневными вопросами. Оправдались самые мрачные его предвидения. Угрожает смерть и собравшимся в штибле. Погруженный в мрачные мысли, он сидит на полу — старый, больной человек. Бейла Беломордик всхлипывает. Сегодня ее муж и могильщики принесли на кладбище три тела, два из них — убитые. Могилы вырыли на склоне, в укромном месте, чтобы снаружи не было видно движения на еврейском кладбище. После завершения поспешной церемонии Бейла долго уговаривала мужа остаться в штибле. И что вы думаете? Заупрямился служка:

— Завтра тоже будет день в мире Господнем. Будет день — будут мертвые. А мертвых надо хоронить.

Что ж тут поделаешь, если взял на себя человек такую обязанность — провожать евреев в последний путь по обычаю народа Израиля…

За всхлипываниями Бейлы последовали вздохи, стоны и плач других женщин. Не прошло и нескольких минут, как весь штибл погрузился в слезы и скорбь по убитым. Берман скорбит по матери; тихие мужские слезы катятся по его лицу. Как всегда, сама выбрала Хая-Сара свою судьбу.

— Женщины! — негромко, но внушительно говорит Шапиро. — Надо бы умерить плач и скорбные жалобы. Как бы, оплакивая мертвых, не навлечь беду на живых. Тише, прошу вас!

И в самом деле, есть у него власть над людьми. Умолкают женщины. Теперь в тишине штибла слышно лишь бормотание молитвы Арона Гинцбурга. Шапиро не молится. Хотя он и не показывает вида, но отчаяние поселилось в сердце этого сильного духом человека. Хищное чудовище разверзло пасть у самого порога. Нет выхода, нет спасения, близок конец.

Неужели окутался тьмой безнадежности светлый ум Шапиро? Неужели и его подмял под себя страх? Нет, даже в черном провале пропасти может он разглядеть проблеск слабого света, некое подобие плана, тень надежды. В чем сейчас заключается главная опасность? В том, что эсэсовцы узнают, что в штибле прячутся евреи. Единственный выход таков: при появлении солдат разбежаться в разные стороны и спрятаться в лесу, который окружает кладбище. Тот, кому повезет уцелеть, сможет потом вернуться в штибл. Лес сейчас подходит для игры в прятки.

Поэтому нужно организовать наблюдение за дорогой, чтобы вовремя заметить приближение убийц. Шапиро подзывает к себе Гинцбурга и Бермана и держит совет с этим небольшим штабом. Устанавливается расположение наблюдательных постов и очередность трехчасовых дежурств. Значительная доля этой нагрузки падает на семейство Гинцбург. Среди дежурных Сарка, Лейбл, Шимон, а также Иосиф Берман, Янкл Левитин и другие. Стариков и женщин освобождают от наблюдения, но и они не остаются без работы. Ципа-Лея Гинцбург и Бейла Беломордик отвечают за воду. Доктор Энгертов и Голда-акушерка — за медицинскую помощь. Жена Шапиро Берта Абрамовна и Бася, вдова возчика Мордехая, — за чистоту в штибле. Арон Гинцбург следит за Негасимым огнем и читает молитвы. Шломо Шапиро исполняет обязанности главы общины, иными словами, отвечает за все и за всех.

Два первых дежурных получают указания и уходят каждый на свой пост: один — к речному откосу, другой — на противоположную сторону кладбища. Арон Гинцбург относится к этим глупостям скептически. Если мы не заслужили спасения, то не поможет никакая охрана, а если заслужили, то Господь охранит нас и без дежурств.

Гасят лампу, и становится совсем темно. Дверь приоткрыта, чтобы не задохнуться в тесном помещении. Ципа-Лея Гинцбург и Бейла Беломордик выходят с ведрами: они должны принести воды из ближайшей колонки — столько, чтобы хватило на завтра. Люди погружаются в беспокойный сон. Шломо Шапиро лежит с открытыми глазами, думает, рассматривает варианты. Теперь им предстоит выживать здесь, в штибле. Те, кто уцелел, должны забраться в отдаленную лесную чащу и ждать там окончания войны. Ах, если бы тут было хотя бы небольшое число молодых, сильных, инициативных людей!

Светает. Лейбка Гинцбург лежит под кустом на своем наблюдательном пункте и смотрит по сторонам. Не стоит смеяться над этим постовым — он и не думает дремать! Лейбка сразу замечает движение со стороны города. На кладбище входят две женщины, старая и молодая. Они шагают осторожно, с оглядкой; в руке у старой длинная палка, она словно бы нащупывает ею дорогу на манер слепых. Следуя указаниям, мальчик бежит в штибл, доложить Шапиро.

Ведущая в помещение дверь прикрыта деревьями, можно входить и выходить почти незаметно. Шапиро, Берман и Лейбл отправляются навстречу женщинам. Глаза старика уже не те, что в молодости, Берман тоже близорук. Зато паренек не жалуется на зрение, он еще издали узнает одну из женщин.

— Эта Песя Фейгина, — шепчет он. — А с ней какая-то украинка.

Песя и Глаша приближаются к штиблу. Внезапно перед ними вырастают три темные фигуры и заступают дорогу.

— Ой, реб Шломо! — испуганно и в то же время облегченно восклицает старая Песя.

— Кто эта девушка? — спрашивает Шапиро.

— Она с нами, — говорит Песя. — Соломон послал ее ко мне.

Теперь Песя полностью доверяет Глаше. Они подходят к двери штибла.

— Что ж, — говорит Шапиро, — пусть заходит и она. Лейбка, возвращайся на пост.

В самом деле, паренек еще не закончил своего дежурства. Остальные входят в тесную комнату. Кто же в Гадяче не знает Песю Фейгину? Ее появлению в штибле рады, причем некоторые женщины не упускают случая немного всплакнуть. Глаша видит, как они обнимаются со старой Песей. Поднимаются со своих мест и старики. Немалым уважением пользуется здесь эта скромная пожилая женщина.

— Мне пора, — говорит Глаша.