Восьмой круг. Златовласка. Лед - Эд Макбейн

— Мне кажется, вы не вполне меня понимаете.

— О нет, я прекрасно вас поняла. Вы просите, чтобы я обеспечила мистеру Парчейзу алиби.

— Я прошу вас подтвердить его показания.

— Да как же я могу это сделать?

— Миссис Бренет, Джейми сказал нам, что вы вдвоем арендуете домик на Уиспер…

— Ну, это уже слишком смешно, чтобы…

— И вы договорились, что будете просить развода у своих супругов…

— У меня счастливый брак. Мысль развестись с мужем могла бы мне прийти в голову не более чем… Да вообще не могла бы прийти в голову.

— Следовательно, Джейми лгал?

— Если он утверждает, что он находился со мной вчера вечером, то да. Разумеется, он лжет.

— А где вчера вечером были вы, миссис Бренет?

— Вряд ли это каким-то образом вас касается. — Она взглянула на часы. — Когда вы явились, я как раз закрывала магазин. У нас с мужем на сегодняшний вечер запланирован обед в ресторане, так что, если не возражаете…

— Вчера вечером ваш муж находился дома?

— Опять-таки — это не ваше…

— Вы хотите, чтобы я поверил, будто Джейми назвал ваше имя просто так? Наплел нам всю эту длинную историю про вас, выдумав ее на месте?

— Понятия не имею, зачем он вам так сказал. Если он вообще что-либо говорил вам.

— Говорил.

— Поверю на слово. И в этом случае все, что я могу сказать: он соврал.

— Вы повторите это полиции?

— А что вы им сказали, мистер Хоуп?

— Ничего. Они про вас сами узнали.

— Узнавать было нечего, так что я представления не имею…

— Сегодня во второй половине дня они опросили одну из медсестер, работающих с Джейми. Теперь им прекрасно известно о ваших частых звонках к нему в офис.

— Вне всякого сомнения, меня путают с кем-то.

— Не думаю.

— Когда придут из полиции — и если придут из полиции, — я скажу им, что вчера вечером ходила в кино. Мой муж, так уж вышло, был вчера в Тампе у своей матери. Он ездит туда два-три раза в месяц. Свекровь меня не очень-то жалует, и мы с ней избегаем друг друга. Когда я вернулась домой, муж уже ждал меня там. Я спросила его, как поживает его мать. Он ответил, что прекрасно, и мы легли спать.

— Это вы, значит, сказали своему мужу? Что в кино ходили?

— Обычно я хожу в кино, когда он ездит к матери в Тампу. Муж проводит с ней целый день и возвращается домой поздно. Нет ничего странного в том, что я отправилась в кино.

— Следовательно, вы прикажете мне это понимать как…

— Я ужасно спешу…

— … даже если Джейми рискует…

— Честное слово, мистер Хоуп…

— … вы не готовы признать, что он находился с вами вчера вечером. Потому что подобное допущение…

— Мистер Хоуп, я читала в сегодняшнем выпуске «Новостей», что его сын уже сознался в убийствах. Это правда?

— Да.

— В таком случае, до свидания, мистер Хоуп.

Итак, вот что у нас имелось.

«Ослепительно красивая» любовница Джейми Парчейза, которая надела черный плащ и зеленую шляпу в день их первой тайной встречи. В Калузе накрапывал дождь — такая редкость здесь в феврале. Джейми положил руку ей на бедро, едва она села в машину, и его «как будто током ударило», — так он нам сказал. В тесном замкнутом пространстве автомобиля витал запах мокрой одежды, от которой поднимался пар. «Дворники» стирали капли дождя с ветрового стекла — щелк, щелк, щелк — ах, l’amour! И ах, как цвела эта любовь целый год и еще чуточку дольше — до самой вчерашней ночи в домике у моря. Они поклялись друг другу в верности, и обсудили неизбежное избавление в будущем от своих супругов — да, именно это слово употребил Джейми: «супругов». Но не слово «избавление», умоляю вас! Избавление, вероятно, имелось в виду в переносном смысле, они говорили только о том, чтобы уйти от своих супругов. Волны красиво накатывали на берег. «Скоро, любимая, скоро» — как Берт и Дебора, Ким и Керк, Элизабет и Ричард, а теперь, впервые в объятиях друг друга на морском берегу — пена разлетается! — Джейми и Кэтрин, он целует ей лицо, шею, глаза… Меня затошнило.

Незабываемый момент, вне всякого сомнения. Такой незабываемый, что коренастая маленькая женщина в зеленом рабочем халате, похоже, совершенно о нем не помнила всего лишь каких-то семнадцать часов спустя. Дай ей двадцать четыре часа, и она собственное имя позабудет. Но пока, в пять часов пятнадцать минут, чудесным калузским вечерком, достаточно было лишь забыть Джейми Парчейза, потому что вспомнить его означало подставить под удар свой брак. Кэтрин просто защищала свою территорию, только и всего. Может, она клялась звездами и морем, что пройдет рука об руку с Джейми тернистым путем жизни до самой могилы. Вероятно, даже сама в это верила. Но фишка легла по-иному — как по-другому легла фишка в той самой игре в покер, в которой Джейми пытался проиграть, однако выигрывал. Настала ее очередь делать ставку. Она могла выложить пару двоек или блефовать, притворившись, будто у нее флеш-рояль.

Джейми — так она думала — ничто не угрожало. Его сын сознался в преступлении, и Джейми очевидным образом никак было в это не впутать, даже если она станет отрицать, что находилась с ним прошлым вечером. В общем, Кэтрин ставила на день сегодняшний, а долгую перспективу вечности решила отодвинуть подальше. Вечность — для кладбища. Кэтрин ставила на благополучную жизнь, а она у нее была в браке с хирургом. Любовь и брак — дом и сад, так сказать ракушки, аккуратно расставленные на полочке из оргстекла, еще один благотворительный бал в следующем году, и годом позже, и еще через год. Если их с Джейми отношения переживут эту историю — а ей приходилось признать, выглядело это сейчас маловероятно, — то они начнут все заново там, где остановились до того, как начались все эти неприятности, и вернутся к старым добрым свиданиям по средам или воскресеньям. Все как обычно, дело привычное.

Я вдруг задумался: как бы в подобной ситуации повела себя Агги? Хуже того, задумался, как бы повел себя сам.

Когда я вышел из цветочного магазина, во рту у меня ощущался привкус металла. Отъезжая от тротуара, видел, как Кэтрин Бренет заносит в магазин последнее оставшееся на улице растение — тяжелое деревце плакучего инжира. Ей стоило большого труда дотащить его до открытой двери.

Я услышал сирену сигнализации о взломе, как только свернул на свою улицу. Посмотрел на часы на приборной доске автомобиля. Было двадцать пять минут шестого. Я не представлял, почему включена сирена и почему Реджинальд Сомз стоит на дорожке перед моим домом вместе с другими соседями. Сирена звучала пронзительно. Я въехал на подъездную дорожку, вышел из машины и сразу спросил:

— Что такое? Кто-то вломился в дом?