Степные кочевники, покорившие мир. Под властью Аттилы, Чингисхана, Тамерлана - Рене Груссе

победителю. Тимуридский панегирик «Зафар-наме» изо всех сил старается доказать, что Тамерлан пошел на службу захватчику, чтобы лучше ему сопротивляться, что сделал он это в согласии с дядей, добровольным изгнанником и т. п. Опровержение этих стыдливых утверждений кроется в самом контексте. За подчинение Туглук-Тимуру Тамерлан получил Шахрисабз, до того находившийся во владении Хаджи Барласа. Правда, когда вскоре Туглук-Тимур отбыл в Моголистан, Хаджи Барлас вернулся из Хорасана в Трансоксиану, разбил Тамерлана и не только заставил вернуть ему Шахрисабз, но и покорно вернуться в его клиентелу, что младший Барлас был обязан сделать по отношению к главе клана. Вот только Туглук-Тимур быстро вернулся из Моголистана в Трансоксиану. Едва он вступил в Ходжент, трансоксианская знать приняла его с полнейшей покорностью. Баян Сельдуз состоял в его эскорте вплоть до Самарканда, и на этот раз Хаджи Барлас прибыл к его двору; но скоро, поскольку хан приказал казнить эмира Ходжента, Хаджи Барлас испугался и снова бежал в Хорасан, где был убит разбойниками около Себзевара. В результате этой драмы Тамерлан стал главой клана Барлас и одновременно бесспорным владельцем Шахрисабза под добровольно признанным над собой сюзеренитетом хана Туклуг-Тимура. Внук эмира Казагана, эмир Хуссейн, выкроил себе на северо-востоке Афганистана по обе стороны Гиндукуша княжество, куда вошли Балх, Кундуз, Бадахшан и Кабул. Туглук-Тимур лично выступил против него, разбил на реке Вахш, занял Кундуз, дошел до Гиндукуша и, по примеру своего предка Чингисхана, провел весну и лето в этих краях. По возвращении из этого похода в Самарканд он казнил Баяна Сельдуза, одного из лидеров трансоксианской знати, и, возвращаясь в Моголистан, оставил в Трансоксиане в качестве вице-короля своего сына Ильяс-Ходжу, а советником при нем назначил Тамерлана, настолько поведение этого последнего, казалось, гарантировало его лояльность.

Так единство прежнего Чагатайского ханства было полностью восстановлено под властью энергичного грозного хана. Никто в тот момент не мог предвидеть, что этот самый Тамерлан, оставленный им наставником и министром его сына, через несколько лет положит конец чагатаидской реставрации и вместо нее создаст новую империю. Но прежде, чем рассказать историю трансоксианского завоевателя, необходимо вернуться назад, чтобы рассмотреть образование и крушение монгольского Персидского ханства.

Глава 5. Монгольская Персия и дом Хулагу

Монгольское правление в Персии до прихода Хулагу: Чормаган, Байджу и Элжигидай

Мы уже знаем, что после окончательного завоевания монголами и разгрома новохорезмского царства Джелал ад-Дина Персия находилась под временным и достаточно неестественным управлением. Западная монгольская армия, расквартированная на берегах Нижней Куры и Нижнего Аракса, в Арранской и Муганской степях, оставалась под командованием военачальников, наделенных всеми правами, сначала Чормагана, разгромившего царство Джелал ад-Дина (1231–1241), затем Байджу, победителя малоазиатских Сельджукидов (1242–1256). Этому военному управлению пограничных областей непосредственно подчинялись западные вассалы: грузинские принцы, сельджукские султаны Малой Азии, короли Киликийской Армении, мосульские атабеки, а также эти командующие – по крайней мере, частично и в первое время – поддерживали контакты с латинским миром.

Чормаган, два брата жены которого, как отметил Пеллио, были несторианами, вполне благосклонно относится к христианству. В период его командования великий хан Угэдэй между 1233 и 1241 гг. направил в Тебриз сирийского христианина Симеона, более известного под сирийским титулом Раббан-ата (в китайской транскрипции Либянь-ата), который позднее был официально назначен комиссаром по делам христиан при великом хане Гуюке. Этот Раббан-ата, прибывший в Персию с широчайшими полномочиями от Угэдэя, передал Чормагану императорский запрет истреблять христиан, признавших власть монголов. «Прибыв на место, – пишет армянский летописец Киракос Гандзакеци, – Раббан-ата принес христианам великое облегчение, спасая их от смерти и рабства. Он строил церкви в мусульманских городах, где (до монголов) запрещено даже произносить имя Христа, например в Тебризе и Нахичевани. Он строил церкви, устанавливал кресты, приказывал звонить днем и ночью в пластины (эквивалент колокола у восточных христиан), погребать умерших с чтением Евангелия, с крестами, свечами и песнопениями. Он карал смертью противящихся. Все татарские войска воздавали ему почести. Даже татарские военачальники подносили ему подарки». Фактически после массовой резни монгольская власть при Раббан-ате создала для христианского населения Ирана, как это ни парадоксально, режим наибольшего благоприятствования, самый мягкий из всех, что существовали для него прежде.

После того как приблизительно в 1241 г. Чормаган был поражен немотой (очевидно, парализован), его сменил на посту (1242) Байджу, видимо менее расположенный к христианству, что, казалось бы, видно из приема, оказанного им посланцам папы Иннокентия IV – доминиканцу Асцелину и четырем его спутникам. Асцелин сделал крюк через Тифлис, где к нему присоединился еще один спутник, Гишар Кремонский (с 1240 г. в Тифлисе существовал доминиканский монастырь). 24 мая 1247 г. он прибыл в лагерь Байджу[202], расположенный рядом с Арраном, к северу от Аракса, восточнее озера Гокча[203]. Не обладая большими дипломатическими талантами, он стал требовать от монголов прекратить массовые убийства и подчиниться духовной власти римского папы. Вдобавок он отказался трижды пасть на колени перед Байджу, как представителем хана, как того требовал монгольский этикет. Взбешенный Байджу едва не казнил пятерых доминиканцев. Тем временем в лагерь Байджу 17 июля 1247 г. прибыл некто вроде монгольского missus dominicus[204] – Элжигидай, посланный великим ханом Гуюком. Байджу поручил Асцелину передать папе взвешенный ответ, который Гуюк в ноябре 1246 г. дал Плано Карпини и текст которого знал Элжигидай. Монголы настаивали на данном им божественной властью праве создать мировую империю и предлагали папе лично явиться, чтобы принести вассальную присягу хану, который в противном случае будет обращаться с ним как с врагом. Асцелин покинул лагерь Байджу 25 июля 1247 г. Байджу дал ему двух «монгольских» послов. Один из них носил тюркское имя Айбек – возможно, полагает Пеллио, уйгурский чиновник на службе монгольской администрации, другой – Саргис, христианин, очевидно несторианин. Составленный таким образом караван двинулся обычным путем через Тебриз, Мосул, Алеппо, Антиохию и Акру. Из Акры монгольские послы в 1248 г. доплыли на корабле до Италии, где Иннокентий IV дал им продолжительную аудиенцию. 22 ноября 1248 г. Иннокентий вручил им ответ для Байджу.

Несмотря на отрицательный результат посольства Асцелина, Элжигидай, немного лучше расположенный к христианам, чем Байджу, в конце мая 1248 г. отправил к королю Франции Людовику IX двух восточных христиан, Давида и Марка, с любопытным письмом, очевидно, на персидском, которое мы имеем в латинском переводе. Элжигидай говорит в нем о возложенной на него великим ханом Гуюком миссии освободить восточных христиан от мусульманского гнета и обеспечить им свободу отправления их культа. От имени великого хана, «царя всей земли», он сообщает его «сыну», королю Франции, что монголы намерены защищать всех христиан, латинян