Кит на пляже - Винко Мёдерндорфер

Мысли путаются. Я уже постепенно тону во сне, но вдруг вздрагиваю и просыпаюсь: стук в дверь. Знакомый стук.

«А я заперла двери? – в панике думаю я. – Нет! Когда мама ушла, я их не заперла!» Сама на себя злюсь.

Дверь медленно открывается.

Сделаю вид, что сплю. Помогает. Потом обычно уходит. Я лежу спиной к двери, лицом к стене. Вижу, как на кровать и на стену передо мной падает квадрат тёплого жёлтого света. В нём видна тень. Контур. Молча стоит в двери за моей спиной. Ждёт, что позову войти. Я молчу. Делаю вид, что сплю. Дышу ровно и медленно. Пусть слышит, что я сплю. Это обычно понятно.

Медленно закрывает за собой дверь.

Я засыпаю.

Когда папа пришёл на кухню, я уже всё собрала к школе. Наверху мама что-то говорила. Не было слышно, что именно.

– Ранняя пташка. У тебя сегодня что-то перед уроками? – спрашивает папа и зевает.

Мотаю головой.

– Нет. Проснулась и больше не могла заснуть.

– Ты единственный ребёнок на свете, который утром не стремится полежать и не ходить в школу.

Я его сразу же поправляю:

– Во-первых, я не ребёнок. Во-вторых, восемь часов совершенно достаточно для сна.

Папа тоже меня сразу же поправляет:

– Во-первых, ты ещё ребёнок и, пока я жив, будешь моим ребёнком. Во-вторых, ты права, восемь часов – достаточно. Ну а позавтракать-то?

– Я уже. Пожарила себе яичницу. Мы с Филоменой отлично позавтракали.

– Ой-ой. А сейчас-то где твоя крыса? Если мама её увидит на кухне, с ней случится нервный срыв. – Папа выглядит испуганно. Боится мамы. Он её любит, потому что всё время обнимает, но при этом и боится. Это совершенно ненормально, что муж боится жены.

– Не беспокойся, я её посадила в зале на мамин белый диван.

– Ты с ума сошла? – Он в ужасе вытаращился и открыл рот.

– Шучу. Филомена у меня в комнате, в своей клетке, – успокоила его я.

– Да я вижу, что ты придуриваешься, – попытался он выкрутиться, но я-то видела, что он реально испугался.

– Я вам приготовила какао, – предусмотрительно сказала я, меняя тему. – В микроволновке круассаны. Я пошла, – говорю я, надевая куртку и натягивая капюшон.

– Погоди, мы тебя довезём до школы. Я сейчас, оденусь только, – торопится папа, но я реагирую быстрее.

– Не-не, я на велике, – и я уже у дверей.

– Да какой смысл-то, мы же едем мимо твоей школы? – слышу я за спиной, пока дверь захлопывается.

Я спускаюсь по ступенькам, хватаю велосипед и прыгаю на него. Слышу, что папа вышел на порог. Что-то говорит, даже кричит мне вслед:

– Когда придёшь? У тебя сегодня… фехтование… или что…

Я открываю ворота и выезжаю на дорогу.

* * *

К школе я подъезжаю примерно на час раньше, чем нужно. Ставлю велосипед на парковку перед школьным стадионом. С сумкой через плечо иду к низкой стене, на которой мы с девчонками обычно сидим и смотрим на мальчиков во время физкультуры. Сажусь и смотрю на то самое место, где вчера навернулся Алекс. Улыбаюсь: зрелище во всей красе снова встаёт у меня перед глазами. Как он руками замахал… Нет, сначала он на меня посмотрел, я ему улыбнулась, и он хотел показать себя в лучшем свете, пробежать последний круг ещё быстрее и оставить всех далеко за собой. Я видела, как он рванулся вперёд, подскочил и одновременно помахал мне обеими руками и широко улыбнулся. Оказалось, что всё вместе – это уж слишком. Бег, размахивание руками, улыбка. За этим последовало лихорадочное движение рук, переплетение ног и нос Алекса, которого господин Ньютон и госпожа гравитация безжалостно швырнули на землю.

Я смеюсь. Громко. Вчера я не смеялась, а сегодня, когда снова прокручиваю всё это зрелище в голове, не могу не посмеяться от души.

Телефон пищит. Не буду смотреть. Это точно от Барбки. Вздыхаю и вытаскиваю из сумки учебник биологии. Открываю главу, до которой мы вообще-то ещё не дошли, но которая меня сильно интересует: «Круговорот энергии в экосистемах». Экология мне вообще очень интересна. Я бы могла подготовить работу на эту тему, но зачем, одноклассникам это совершенно не нужно.

Телефон опять пищит.

– Господи, – говорю я вслух, увидев, что это опять Барбка. За моей спиной раздаётся голос: «Почему ты не читаешь мои сообщения?»

Оборачиваюсь. Она уязвлена и смотрит на меня насупленно. Напоминает – ещё одно сравнение с животным миром – оскорблённого в лучших чувствах муравьеда, как будто при нём наступили на муравейник, то есть на его обед. Вообще-то то, что сейчас произнесла Барбка, – одно из самых длинных предложений, которые я от неё слышала с осени, с того момента, как пришла в новый класс. Не знаю, стоит ли ей поаплодировать. Решаю, что с этим её оскорблённым видом надо кончать. Лучшая защита – нападение.

– Зачем ты пишешь, если стоишь в полуметре от меня? Тебе не кажется, что это бред? Или, по крайней мере, что это очень странно? – Я хотела сказать «ненормально», но боюсь, что она обидится. Папа говорит, что никогда не следует делать людям то, чего ты не хотела бы сама. Мне бы не понравилось, если бы кто-нибудь назвал меня ненормальной.

Барбка меняется в лице. Теперь она уже не похожа на обиженного муравьеда, она снова Барбка. Её рука автоматически хватает телефон и начинает бегать по экрану.

– Нет! – почти кричу я. – Я не буду читать! Так скажи! – Я умею быть весьма напористой. Как мама.

Она смотрит на меня с недоумением. Потом опускает руки. Мой телефон всё-таки пищит. Уже послала. Это сильнее её.

– Я сказала, – упрямо говорю я, – что не буду читать. Хочу, чтобы ты мне сказала.

Барбка некоторое время смотрит на меня, потом пожимает плечами и говорит:

– Ничего.

Я киваю. Ничего так ничего. Снова смотрю на стадион. Потом опять в книгу. Экология – это супер. Мне это интересно. Интереснее всего. Наверное, из-за папы. Во Франции он занимался загрязнением океана. Часто мне про это рассказывал. Я ничего не понимала, но было дико интересно. Сейчас, когда я уже всё понимаю, мы об этом больше не говорим.

Я внезапно обнаруживаю, что Барбка абсолютно беззвучно уселась рядом со мной.

Смотрю на неё. Дергаю головой, что значит: «Ну что?» Она смотрит на меня. Пожимает плечами, что значит: «Не знаю, как сказать». Я говорю:

– Говори!

– Да ничего, – говорит она. И молчит дальше.

– Почему ты хочешь сбежать из дома? – спрашиваю я.

– Так ты, – говорит она и замолкает. Потом ей кажется, что она сказала не всё; в смысле, сказала слишком мало. Она продолжает: – Так сказала.