Любовь и дружба в 6 "Ю" - Диана Ю. Лапшина

это вы, наверное, ее с какой-то другой Леной путаете! Наша Лена она отличница, ну, почти. И по поведению у нее все нормально. Мы прямо ею гордимся.

– Лена? Долгорукая? – уточнил охранник. – Длинная такая, волосы до пояса, блондинка? Она?

– Она, – ответил я и закусил губу – надо было придумать что-то, соврать, мол, наша Лена маленькая, толстенькая, рыжая, например, и кудрявая. А потом выспросить, что не так с этой их другой Леной, но теперь уже, конечно, было поздно.

– А что, – спросил я, – Ленка тут натворила что-то? Я-то, понимаете, в другой школе учусь, а сама она не рассказывает ничего. Ее если спросишь, как дела, она всегда отвечает: «Нормально». Так что я совсем ничего и не знаю о ее школьных делах.

Через турникет протиснулась сразу целая стайка девчонок. Все они с интересом поглядывали на меня и не спешили выходить. Было заметно, что разговор их заинтересовал.

Охранник помолчал. Девчонки сгрудились с другой стороны турникета и принялись делать вид, что читают объявления на большой пробковой доске. Там точно не было ничего интересного – конкурсы, реклама кружков и студий, правила пожарной безопасности. Но я радовался, что они не уходят, и я смогу расспросить и их.

– Я-то особо ничего не знаю, – сказал охранник, – я отсюда не отлучаюсь почти, но кое-что и сюда долетает. Например, что твоя сестричка облила краской входную дверь, когда ее отчислили. В отместку. Мы эту дверь потом неделю отмывали. А еще она выбросила ключи.

– Ключи?.. – не понял я.

– Связку ключей, – кивнул охранник, – тут уже мне влетело. Я на секунду отошел, так она связку со стола – цоп! – и бегом.

– А может, это не она? – предположил я, мне очень не понравилось, что выходки Долгорукой выглядят совсем уж гадко, и что я, как ее брат, тоже наверняка выгляжу в глазах охранника тем еще типом. Раз у меня такая сестра, пусть и двоюродная.

– Она, она, – сказал охранник, – больше никого и не было. Да и по камерам посмотрели – там все, как на ладони, парень. Камеру не обманешь.

Она сама упала!

Но тут на столе у охранника загудел телефон, и он кинулся к нему так, словно давно ждал звонка. Про меня он сразу забыл. Я постоял для приличия полминуты у турникета, но охранник больше не смотрел на меня. Он что-то тихо и уверенно говорил в телефон, а оттуда ему отвечали тонким сердитым голосом. Оставаться дольше становилось неприлично. Я отошел к дверям, и тут же девчонки, сгрудившиеся у стенда, потекли в мою сторону.

Это были самые обычные девчонки примерно моего возраста – одна из них, длинная и высокая, как каланча, взяла меня под локоть и потащила на улицу. Остальные пошли за нами. Я не упирался, просто шел, надеясь, что вот сейчас узнаю всю правду о Долгорукой. Девчонки всегда знают больше остальных, по крайней мере, в нашем классе точно.

– Ты правда Ленкин брат? – спросила длинная, оттащив меня достаточно далеко от дверей.

– Ну не сестра же, – ответил я грубее, чем следовало.

– Между прочим, грубить не надо, – сказала девчонка, – или у вас это семейное? Как тебя зовут, брат Долгорукой?

– Спиридон, – зачем-то соврал я, а может быть, мне не хотелось, чтобы они решили, будто я испугался, хотя вид у них был не очень дружелюбный. Особенно у этой длинной. У нее были близко посаженные маленькие глаза, высокий покатый лоб и тонкие злые губы над внушительным подбородком. Такой подбородок хорош, когда ты парень, но для девчонки – сущее наказание.

– Значит, Спиридо-о-он! – протянула она и улыбнулась. Другие глупо захихикали, словно по команде. – Ну, Спиридон так Спиридон. Передай своей сестре, что по ней тут никто не скучает, знаешь ли.

– Как же так? – воскликнул я. – Ведь она так долго здесь училась! Ай-яй…

Девчонки загудели. Длинная удивленно окинула меня взглядом.

– Слушай, – сказала она, – какое там долго? Всего-то с первого сентября. Но если бы ты был ее братом, то, наверное, знал бы. Ты, вообще, кто такой?!

– Ой, да что с ним говорить, – вдруг сказала другая девчонка с большими красивыми глазами и вздернутым носом. – Он же Спиридон!

Они снова захихикали.

– Между прочим, – сказала длинная, – нам неслабо влетело за дверь, Спиридон. За дверь, которую твоя долбанутая сестрица облила краской. И за ключи.

У меня в голове крутилась тысяча вопросов, но почему-то – почему-то! – я чувствовал глухое раздражение вместо радости, что так легко нашлись люди, знающие Долгорукую лично и имеющие к ней счет.

– Она может, – ответил я, – у нас вообще семейка такая. С прибабахом.

И покрутил руками в воздухе – мол, сами понимаете. Видимо, девчонки поняли мои выкрутасы как-то по-своему, потому что перестали хихикать и немного отступили назад.

– Это вам еще повезло, – добавил я, – что я сам в другой школе учусь.

Что я имел в виду, я бы и сам объяснить не смог. Ситуация была идиотская.

– Ее никто не обижал, – сказала длинная, – если она там что-то выдумала, это неправда. Я ее и пальцем не тронула. Она сама упала. Правда, девочки?

Вот это поворот, подумал я. Долгорукая сама упала! Значит, не сама, раз так. Значит ее…

– Вы ее тут били, что ли?! – спросил я, чувствуя, как внутри нарастает гнев. Мама в таких случаях говорит, что это переходный возраст и что это во мне бесятся гормоны, а я думаю, она ошибается, иначе гормоны во мне бесились бы случайно, а не в те моменты, когда, например, узнаешь, что кого-то бьют. Даже если это Долгорукая.

– Очень надо, – отозвалась длинная. Голос у нее стал какой-то другой. Не тот, которым она еще секунду назад звала меня Спиридоном.

– Никто ее и пальцем не трогал. Она сама упала, и все тут. Все видели! Правда, девочки?

Они закивали, но как-то неуверенно.

– Ясно, – отчеканил я, – я все понял. Ты ее и пальцем не трогала. Она сама. И сильно она сама упала?

Эх ты, Спиридон…

Она упала, потому что ее толкнули. Может и не сильно, но вышло как вышло. Долгорукая упала и рассадила бровь. Теперь было понятно, откуда у нее тонкая нитка-ссадина чуть выше левой брови. Никто не обращал внимания, мало ли. И я не обращал, но мне простительно – я болел, а потом мне было не до