Ужас на поле для гольфа - Сибери Куинн

– Итак, теперь… – воскликнул де Гранден, поднимаясь со стула, снова открыл черную сумку и достал пучок веток омелы.

Он заметался по комнате туда-сюда, подпрыгивая, и больше всего напоминал крестьянку, выгоняющую мух из дома летом.

– Анна Василько, Анна Василько, что бродит за пределами могилы, – приказал он, взмахивая своей маленькой щеткой, – я приказываю тебе вернуться, откуда пришла! Смерти ты скажи: «Ты мой хозяин и мой господин!», а могиле: «Ты мой возлюбленный и мой жених!». Твои дела в этом мире завершились, Анна Василько! Ты попадешь в мир, который избрала своим жилищем, бросив свое тело в море!

Рядом с окном, где мерцание электрических лампочек смешалось с лучами затухающей луны и солнца наступающего утра, он трижды повторил свою команду, размахивая кистью вперед-назад в сторону океана, который ревел и бушевал у пляжа на расстоянии в четверть мили.

Под взмахами его кисти показалось что-то невидимое, но достаточно осязаемое: белые занавески медленно шевельнулись в неподвижном воздухе, и на мгновение я подумал, что разглядел слабую тень, отброшенную на стену цвета слоновой кости. Появилась чудовищная тварь размером со льва и не похожая на то, что я когда-либо видел или воображал: она, казалось, напоминала не то летучую мышь, не то лису, с длинной остроконечной мордой, когтистыми лапами и большими крыльями по обе стороны спины.

– Убирайся, несчастная! – крикнул де Гранден, ударив прямо в тень своими веточками омелы. – Бедная душа, которая решилась исполнить свое бездумное обещание, вернись на свое место и оставь других жить под Богом!

Страшная тень покоилась на белой стене еще одну долю секунды, и затем, как дым под ветром, исчезла.

– Ушла, – тихо произнес де Гранден, закрыл окно и выключил свет. – Позовите сиделку, прошу вас, друг мой Троубридж. Теперь ее обязанности будут проще. Немного лекарств, немного тонизирующего, много отдыха и еды – и мадемуазель Джули станет прежней.

Мы на цыпочках вышли в зал, разбудили спящую сиделку и отправили ее к пациентке.

– А теперь настало время объяснить все, что случилось ночью, полагаю? – сказал я немного резко, когда мы ехали домой. – Вы были молчаливы все это время. Так вы объясните сейчас?

– Непременно, – ответил он шутливо, закурил сигарету, глубоко затянулся, затем выпустил облако дыма. – Это оказалось очень просто – как и все остальное, – как только я узнал ответ.

Для начала: когда капитан Лаудон изложил дело своей дочери, оно показалось мне простой истерией, с которой может справиться любой способный врач. «Почему же тогда, – спросил я себя, – мсье le capitaine прибегает к помощи Жюля де Грандена? Я не великий врач». У меня не было ответа, и я сначала отказался было от дела, как вы помните.

Но когда мы поехали к нему в дом и посмотрели на мадемуазель Джули, блуждающую без сознания, я задумался; а когда я услышал шум, сопровождающий ее, я задумался еще сильнее. Но когда это злобное нечто швырнуло нож в мою голову, я сказал себе: «Parbleu, это вызов! Может ли Жюль де Гранден отказаться от этого состязания?»

Теперь от Франции к Рейну: у этих boches[212] есть очень выразительные слова. Среди них «полтергейст», которое означает «бросающийся призрак» – призрак, который бросает вещи в доме. Но чаще он – вовсе не призрак, он – злая сущность, которая наносит вред человеку, в основном – женщине. Не зря, друг мой, древние обращались к сатане как к Князю Сил Воздуха; потому что в воздухе скрыто много очень злых вещей, которые мы видим не больше, чем болезнетворных микробов. – Он торжественно кивнул в подтверждение. – Но когда мадемуазель Джули рассказала мне о буквах, появившихся на ее руке, и я узнал румынское название демона, я задумался сильнее. А когда она рассказала мне о птице или летучей мыши, которая билась у нее в окне, но ее там не оказалось, я нашел много общего с другими случаями, которые я наблюдал.

Глупые люди, друг мой, иногда говорят: «Входите», когда думают, что ветер отворил их дверь. Это нехорошо. Кто знает, что там за невидимый ужас, – так зачем бездумно приглашать его в дом? По мне, друг мой, очень редко в доме могут появляться злые духи, если только они не приглашены сначала; и очень редко их можно прогнать, если им уже было предложено войти. Итак, все эти мысли пронеслись в моей голове, и я сказал себе: «Morbleu, у нас здесь полтергейст, и больше ничего. Безусловно».

Но зачем же полтергейст связал свое злобное «я» с этой милой мадемуазель Джули? Правда, она очень красивая, но есть и другие красивые женщины в мире, у которых полтергейсты не ищут убежища. Зачем демон говорит нам, что он полностью держит ее в своей власти, заставляет ее танцевать почти обнаженной в доме отца и втыкает в нее булавки и иглы? Но я услышал кое-что еще. Я услышал, что он обещал забрать ее жизнь. Зачем? Что она сделала, чтобы умереть?

Тут я вижу портрет Анны Василько. Она очень похожа на мадемуазель Джули, но были тонкие отличия, заставившие меня понять, что она другая. И какую историю рассказывает мсье le capitaine, когда я спрашиваю о ней? Ах, теперь мы начинаем видеть свет! Она была румынкой по рождению и по родословной. Отлично. Она пошла в школу вместе со своей кузиной, мадемуазель Джули. Опять хорошо. Она жила в том же доме здесь, она любила того же человека, и она покончила жизнь самоубийством – лучше всего. Я испытывал беспокойство по поводу причин случившегося – теперь они стали мне известны.

Вы помните, что сказала нам мадемуазель Джули? Все это соответствовало теории, которую я сформировал. Но в ту ночь была работа. Демон, который заставил Джули делать все, что она не помнила, обещал взять ее жизнь. Как перехитрить его? Это был вопрос. Я подумал: «Эта молодая женщина входит в транс и делает всякие странные вещи, не зная о них. Неужели она не сделает то же самое в состоянии гипноза!» Конечно, очень хорошо. Далее.

Я привез набор вихревых зеркал, но не потому, что в них есть какая-то магия, а потому, что с ними легче всего сосредоточить внимание субъекта. Прошлой ночью я использовал их и гипнотизировал мадемуазель Джули, чтобы полтергейст не смог завладеть ее сознанием. Гипнотизм, как известно, – это подчинение объективного ума субъекта, в то время как воля оператора подчиняет себе сознание субъекта. Полтергейст, который на самом деле был revenant[213] Анны, занял место в разуме Джули; теперь я добираюсь туда первым и помещаю свой ум в ее мозг. Нет места для другого, и мадемуазель Джули не сможет принять предложения или мысли от призрака и уничтожить себя. Нет, Жюль де Гранден уже владеет ее мозговым домом, и он говорит: «Не допускать» всех остальных, кто пытается войти. Мадемуазель Джули спокойно проспала всю ночь, как вы это заметили.

– Но что это за фокусы с омелой? – спросил я.

– Tiens, друг мой, к фокусам это не имеет никакого отношения, – заверил он меня. – Вы, может быть, помните, что означает омела в Рождество?