Убить Пифагора - Маркос Чикот

Чуть помявшись, Акенон уселся рядом с ней. Некоторое время они молчали. Акенон заметил, что его пальцы почти касаются руки Ариадны. Он смирился с тем, что они не вместе, но ему было трудно не прикасаться к ней, когда она была рядом. Он не дыша смотрел на ее светлые волосы, спадающие на плечи, на загорелую, гладкую кожу рук… Он сжал челюсти и отвел взгляд. Больше он к ней не прикоснется, но это решение вызывало у него неизбывное чувство потери.

Вернувшись в Карфаген, он постарается о ней забыть.

Ариадна заговорила, глядя на беженцев:

— Просто невероятно. Всегда говорили, что Кротон защищен от нападений, что у него самая сильная армия; и вот на нас того и гляди обрушатся десятки тысяч сибаритов.

Она посмотрела на Акенона.

— Ты видел их войска. Думаешь, они смогут нас победить?

В то утро Акенон сопровождал солдат, шпионивших за сибаритами. Ему хотелось самому оценить их силы.

— Солдаты вашей армии достаточно хороши, — ответил он через мгновение. — В отличие от сибаритов они отлично обучены и вооружены. Думаю, любой из ваших солдат может уничтожить трех или четырех людей Телиса. Учитывая, что соотношение пеших войск составляет два к одному в пользу сибаритов, пехота Кротона может наголову разбить пехоту Сибариса. Если бы не кавалерия, победа была бы неизбежна. Но, надеюсь, сибаритам не придет в голову развязать сражение.

— Я слышала, у них две тысячи лошадей, — сказала Ариадна. — Аристократы воспитывали и обучали этих лошадей, готовя к конным играм, и наверняка это великолепные кони. Однако у них нет умелых всадников, чтобы сражаться верхом. Разве это не уменьшает их преимущества?

Акенон кивнул.

— Уменьшает, но недостаточно. Большинство наемников и гвардейцев — отличные всадники и умеют сражаться верхом. Я видел, как они тренируются и обучают остальных. В целом у этих остальных получается неплохо. Они не строевые воины, но их отобрали из лучших всадников и лучших бойцов, выдали им лучшее оружие. У каждого есть меч, в то время как у пехоты лишь ножи и заточенные палки. — Он покачал головой, выражая сомнение. — Кроме того, кони действительно породистые и крупные. Это также дает преимущество.

— Каков твой прогноз на случай объявления войны?

Акенон сглотнул слюну. Он думал об этом весь день. Ему хотелось ответить мягче, но глаза Ариадны требовали правды.

— Все зависит от того, как они собираются вести бой, но, боюсь, у них хорошие командиры. Их военный лагерь отлично организован, а тренировки, за которыми я наблюдал, проходят под грамотным руководством. Думаю, армия Кротона сумеет уничтожить максимум половину сибаритской кавалерии и, возможно, еще десять тысяч пехотинцев. — Он сжал челюсти. — Иначе говоря, после завершения боя на беззащитный город и общину обрушатся около тысячи конных солдат и пятнадцать-двадцать тысяч пехоты.

Ариадна молча кивнула и отвела взгляд.

«Молю всех богов, чтобы войны не было», — сказала она себе, прижимая колени к груди.

Вскоре среди присутствующих поднялся взволнованный ропот. Ариадна и Акенон встали, чтобы посмотреть, что происходит. На них надвигалось облако пыли. Это был всадник, скакавший со стороны гимнасия. В других обстоятельствах собравшиеся спокойно бы ожидали, пока гонец прискачет в общину и передаст свое послание, однако на этот раз все бросились к портику. Акенон побежал вместе с остальными, но заметил, что Ариадна отстала, пытаясь выбраться из толпы. Он вернулся к ней, и они последними вышли на улицу как раз в тот миг, когда всадник остановил лошадь и передал свое послание. Даже издали было видно, как покраснело его лицо.

— Посольство Телиса требует выдать всех аристократов.

В его словах не было ничего неожиданного, однако многие собравшиеся отреагировали возгласами ужаса. Отдышавшись, посыльный продолжал:

— Совет Тысячи принял решение отклонить просьбу и сообщил об этом посольству сибаритов.

На этот раз послышались вздохи облегчения.

Посыльный закончил послание:

— Сибарис объявил нам войну!

Будущее в руках человека в маске.

Он находился в подземелье своего первого убежища, сидя перед столом, на котором лежали десятки развернутых свитков.

«Мое величайшее сокровище», — размышлял он, глядя на них.

Он сосредоточился на последних написанных им свитках. Именно они послужили основой для письма Аристомаху. Вспомнив об этом, он широко улыбнулся. Потрясающий успех. Аристомах покончил жизнь самоубийством, а Пифагор, насколько известно, подавлен до такой степени, словно у него отняли душу.

Но времени на злорадство не было. Он сосредоточил свое внимание на свитках, одновременно контролируя дыхание и частоту сердечных сокращений. Он испытал привычное ощущение мышечной тяжести. По коже пробежали волны жара. Затем он сосредоточился на нервных центрах своего тела и заставил напряжение уйти.

Он закрыл глаза. Сейчас зрение только мешало. Он перебирал свитки по памяти, не глядя на начертанные в них цифры и фигуры. Он углубился в измерение, где существовали лишь понятия, и достиг наиболее сложных из них, тех, которые так опечалили Пифагора: иррациональных чисел, неопределенности, математической бесконечности… Не зная об их существовании, пифагорейцы лишь скользили по поверхности, уверенные, что под ней ничего нет, что мир представляет собой измеримую и постижимую скорлупу. Он позволил своему разуму погрузиться в еще более глубокий транс. Это был мир, который даже ему лишь предстояло открыть. Новый и, быть может, невиданный вызов, который он называл пением сирен, представлял собой тусклые светящиеся следы в океане абсолютной тьмы. Он чувствовал, что краткие вспышки ясности, которые он различал, обозначают лишь начало пути к пониманию и овладению этой неизведанной вселенной.

«Глубже», — властно приказывал он себе.

Если кому-то и суждено превратить это неведомое измерение в известный и доступный мир, этим человеком должен стать он сам. Он нащупал границу, готовый проникнуть за ее пределы. Волевым усилием вспомнил, что его туда привело. Он погрузился в этот новый мир, чтобы достичь глубокого транса, который помогал ему максимально овладевать своим разумом. Из этого состояния он мог управлять тем, что у обычных людей пряталось в подсознании. Он попал в это измерение, чтобы охватить разумом больше разрозненных элементов, чем был способен кто-либо другой, и наметить идеальный план.

Он был там, чтобы в мире людей происходило то, что он хотел.

Вспомнился Сибарис. Последние недели он полностью посвятил тому, чтобы на город обрушилась народная лавина. Подготовив бунт, он отошел в тень, но затем вернулся, чтобы забрать несметные сокровища Главка. Такой же была его стратегия в конфликте между Сибарисом и Кротоном. Благодаря золоту и общению с правильными людьми он добился того, чтобы Совет Тысячи проголосовал за предоставление убежища аристократам и, следовательно, за войну, объявленную Сибарисом Кротону.