Убить Пифагора - Маркос Чикот

Такая тактика ослабила бы противника, хотя вряд ли компенсировала огромную разницу в силах.

«Если бы воевала только пехота…» — сокрушался Милон.

Ему казалось, что на них обрушилась немилость некоего неведомого бога. Он очень гордился своими солдатами, и его заранее возмущала несправедливость, если они проиграют бой импровизированной армии восторженных любителей. Пятнадцать тысяч его воинов могли бы сокрушить двадцать пять или тридцать тысяч сибаритов, не понеся и тысячи жертв. Как правило, самая ожесточенная резня происходила в тот момент, когда одна из армий рассыпа2лась и начиналось бегство. Он был уверен, что большинство его солдат продержится до смерти, но не отступит. Зато среди сибаритов при столкновении с трудностями почти наверняка возникнет паника, и они бросятся наутек. Скверно, что сибаритская кавалерия не позволит этому произойти.

Иногда две армии подолгу стояли друг против друга, не начиная сражение. Они могли топтаться на месте дни напролет, то выстраиваясь для боя, то сворачиваясь и отдыхая в ожидании перемен, не решаясь сделать бесповоротного шага. Иногда это заканчивалось отступлением одной из армий, так и не вступившей в бой. Однако Милон знал, что сейчас этого не произойдет. Если одна из армий не начнет бой на следующий день, это сделает другая. Сибариты были слишком распалены, чтобы спасовать перед лицом врага, а им хотелось воспользоваться усталостью, которую сибариты будут испытывать наутро после бессонной ночи.

Кроме того, с каждым часом к сибаритам поступало все больше людей и оружия.

Милон повернулся к расположенному в двух километрах лагерю противника. Облака закрывали полную луну, но это не мешало ему различать притаившуюся вдали армию Сибариса. Он задумчиво смотрел на море костров, полыхающее на другом конце равнины. Возле одного из этих костров стоял Главарь-сибарит.

Милон напряг взгляд.

«Телис, один из нас двоих умрет на рассвете», — пообещал он невидимому противнику.

Ариадна сидела на краю кровати, сложив руки на коленях и склонив голову. Она обливалась потом и с трудом подавляла тошноту. Она не знала, виною ли тому беременность или драматические обстоятельства, которые всем им суждено было переживать.

Она подняла голову и заставила себя сделать медленный, глубокий вдох. Ей казалось, что в комнате жарко и душно. Нужно было подышать свежим воздухом, она надела сандалии и вышла на улицу.

Небо над головой простиралось черным покрывалом. На горизонте, над морем, тьма начинала робко светлеть. Повсюду Ариадна заметила множество теней. Это были аристократы-сибариты и ученики, которые всю ночь не смыкали глаз. Она наполнила легкие чистым утренним воздухом и отправилась к портику, шагая между людьми. Проходя мимо, различала усталые и озабоченные лица. Все ждали, молча устремив глаза на северную дорогу.

«Оттуда вернется наша армия… а может, набросятся орды сибаритов», — подумала Ариадна.

Шагая среди напряженного молчания, она вспомнила краткую речь, которую Пифагор произнес накануне, обращаясь ко всем присутствующим в общине — как к сибаритам, так и к ученикам. Слушая эту речь, она с облегчением поняла, что отец постепенно преодолевает последствия смерти Аристомаха и знакомства с загадочным свитком, найденным рядом с телом. Его слова были тверды и спокойны, в них чувствовалась неподдельная искренность. Он сказал, что каждый из них волен уйти. Если какой-нибудь ученик захочет покинуть общину, когда-нибудь он сможет беспрепятственно вернуться. Он попытается защитить тех, кто остался, но обещать ничего не может.

Через час половина сибаритов ушла. Но ни один из учеников не ушел из общины.

«В любом случае, — подумала Ариадна, — покинуть Кротон становится все труднее и труднее». В общине укрывались шестьсот учеников-насельников плюс триста беженцев-сибаритов (столько их было до предыдущего вечера), при этом у них было всего двадцать ослов и мулов да старая кобыла. Почти все сибариты прибыли верхом, но многие лошади вскоре пали, изнуренные многочасовой скачкой или в результате полученных ран. Цена на лошадей взлетела, а достать билет на корабль было практически невозможно. Тысячи кротонцев уходили пешком по южной дороге, зная, что в считаные часы на них может обрушиться грозная вражеская конница.

Накануне в разгар отчаяния группа из сорока сибаритов договорилась и совместно приобрела небольшое торговое судно.

— Среди них был Главк, — вспомнила Ариадна, нахмурившись.

Непредсказуемому сибариту посчастливилось заниматься торговлей, и как раз незадолго до этих событий многие его корабли отправились в плавание. Некоторые из них вернутся в Сибарис и, вероятно, попадут в руки мятежников, однако другим он может передать сообщение, чтобы они направились в Сиракузы. Оттуда он сможет выстроить заново свою торговую империю.

Сибариты, которые приобрели корабль, покинули общину накануне. Ариадна и Акенон были среди сотен людей, вышедших к воротам общины, чтобы посмотреть им вслед. Атмосфера была напряженной, почти никто не разговаривал. По дороге потянулась процессия сибаритов, направлявшихся к порту Кротона. Ариадна увидела, что к ним присоединился Главк. Четверо солдат окружали его, как живой щит. Она не разговаривала с ним уже три дня после того, как сибарит требовал позволить ему разместить в общине личную охрану.

Физиономия Главка осунулась, под глазами темнели фиолетовые круги. Казалось, он целыми днями не спал. Проходя мимо Ариадны, он посмотрел на нее и быстро отвел взгляд, но потом, казалось, передумал и повернулся к ней, не сбавляя шага.

— Я уезжаю в Сиракузы, — сообщил он с почти враждебной сухостью. — Там у меня есть клиенты, которые задолжали достаточно, чтобы поселить меня в своем городе.

С той же резкостью он повернулся к ней спиной и зашагал прочь. В этот момент к нему подбежал один из сибаритов, остававшихся в общине. Это был пожилой мужчина, такой худой, что выглядел нездорово. Он просочился между охраной Главка и схватил его за одежду.

— Возьми меня с собой, Главк! — Солдаты попытались его оттолкнуть, но он так крепко вцепился в накидку, что ткань порвалась. Жирный белесый торс Главка обнажился. — Я брат твоей матери, Главк! Сделай это ради нее, не бросай меня на верную смерть!

Отчаянные крики этого человека потрясли всех присутствующих. Главк набросился на дядю и начал дубасить его кулаком по голове.

— Пусти, ублюдок!

Лицо Главка внезапно покраснело, на нем обозначилась необузданная ярость. Пожилой дядя попытался сопротивляться, не выпуская ткани, но племянник ударил его в третий раз, и старик рухнул на грунтовую дорогу.

Главк был вне себя.

— А ну, дай мне свой меч! — крикнул он одному из охранников.

Мгновение солдат колебался. Главк сделал шаг к нему, схватил рукоятку меча и вытащил его из ножен. Повернулся к дяде, лежащему без сознания, и поднял меч.

Все произошло очень быстро.