Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы - Чарльз Маккей

Для начала Петр Пустынник был послан в лагерь Кербоги с предложением разрешить конфликт между двумя религиями путем схватки определенного числа самых лучших солдат христианской и мусульманской армий. Кербога с презрением отвернулся от парламентера и сказал, что не может соглашаться на предложения шайки презренных нищих и грабителей. С этим резким ответом Петр вернулся в Антиохию. Христиане тотчас же начали готовиться к нападению на врага, ибо последний был по-прежнему прекрасно осведомлен обо всем, что происходило в их стане. С крепости, находившейся в стенах Антиохии и остававшейся в руках сельджуков, просматривался весь город, и начальнику гарнизона не составляло труда делать выводы о намерениях крестоносцев, наблюдая за их действиями. Утром 28 июня 1098 года на самой высокой крепостной башне был поднят черный флаг, оповестивший осаждающую сторону о том, что христиане собираются сделать вылазку.

Мусульманские полководцы знали, насколько противник пострадал от голода и болезней. Им, в частности, было известно, что у рыцарей осталось не более двухсот лошадей, а пехотинцы больны и истощены. Но они не знали о той невероятной доблести, которую вселило в сердца христиан суеверие. К истории с копьем они относились с величайшим презрением и, уверенные в легкой победе, не утруждали себя подготовкой к отражению атаки. Сообщается, что в ту минуту, когда поднятый над крепостью черный флаг предупредил осаждающих о приближении крестоносцев, Кербога играл в шахматы и с истинно восточным хладнокровием отказался уделить внимание нападению ничтожного, с его точки зрения, врага до завершения партии. Разгром передового сторожевого поста численностью две тысячи человек вывел его из состояния апатии.

Одержав эту первую победу, обрадованные крестоносцы продвигались к горам, надеясь заманить турок туда, где их конница будет неспособна маневрировать. Ведомые герцогом Нормандским, графом Робертом Фландрским и Гуго Вермандуа, они увидели богатый лагерь противника и испытали душевный подъем и прилив мужества от перспективы его захвата. Непосредственно за подразделениями вышеперечисленных вождей следовали силы Готфрида Бульонского и Адемара Ле-Пюиского. Последний был облачен в полный комплект доспехов и, находясь в поле зрения всей армии, нес Святое Копье. Замыкали колонну отряды Боэмунда и Танкреда.

Наконец осознав, что к неприятелю надо относиться со всей серьезностью, Кербога принял решительные меры, чтобы исправить свою ошибку, и, готовясь атаковать христиан с фронта собственными силами, направил им в тыл Кылыч-Арслана. Чтобы утаить данный маневр от противника, он велел поджечь сухую траву, которой была покрыта земля, и Кылыч-Арслан, описав со своей кавалерией широкую дугу за дымовой завесой, благополучно занял указанную позицию. Впереди завязалась ожесточенная битва; стрелы турок сыпались градом, а их хорошо обученные эскадроны топтали христиан копытами, как стерню. Исход сражения был, однако, еще не ясен, потому что христиане обладали позиционным преимуществом и быстро перехватывали инициативу. И в это время у них в тылу появились огромные силы Кылыч-Арслана. Готфрид и Танкред ринулись на подмогу Боэмунду и, стремительно напав на турок, внесли смятение в их ряды. Провансальцы епископа Ле-Пюи бились с воинством Кербоги, оставшись почти без поддержки со стороны других вождей, но присутствие Святого Копья делало героем даже самого захудалого солдата его отряда. Несмотря на это, численность врага по-прежнему казалась беспредельной. Атакуемые со всех сторон, христиане наконец дрогнули и начали отходить, и турки решили, что победа им обеспечена.

И тут один из крестоносцев закричал, что на их стороне сражаются святые. К тому времени поле боя очистилось от дыма сгоревшей травы, который клубами унесся прочь и, гонимый ветром, образовал белые облака причудливой формы, окутавшие отрог удаленного горного хребта. Какой-то фанатик с распаленным воображением, с трудом разглядевший эту картину сквозь поднятую бойцами пыль, призвал соратников взглянуть на армию святых в белых одеяниях и на белых лошадях, мчащуюся им на помощь по склонам гор. Все крестоносцы немедленно обратили взоры на отдаленный дым; вера была в каждом сердце; и по полю пронесся их старый боевой клич: «Так хочет Бог! Так хочет Бог!» Поверив, что на их глазах Господь послал им в подмогу свое войско, христиане взялись за дело столь рьяно, что мусульман охватила паника, и они стали беспорядочно отступать по всем фронтам. Напрасно Кербога пытался их образумить. Страх – чувство, еще более заразительное, чем энтузиазм, и они бежали через горы, как олень, преследуемый сворой гончих. Осознав бесплодность дальнейших увещеваний, оба мусульманских военачальника последовали примеру своих солдат. Оставив почти семьдесят тысяч погибших на поле брани, громадная армия рассеялась по Сирии, Месопотамии и Палестине.

Лагерь с обильными запасами зерна и стадами овец и коров достался неприятелю. Найденные в нем драгоценности, золотые монеты и дорогие бархатные ткани крестоносцы поделили между собой. Танкред преследовал беглецов в горах и награбил не меньше тех, кто остался в лагере. Спасаясь бегством, мусульмане побросали множество ценных вещей и столько чистокровных арабских скакунов, что ни один рыцарь не остался без боевого коня. Потери крестоносцев в сражении при Антиохии составили около десяти тысяч человек.

Их возвращение в город было поистине триумфальным: крепость была сдана, и многие воины турецкого гарнизона приняли христианскую веру, а остальных предали смерти. Епископ Ле-Пюи отслужил благодарственный молебен, к которому присоединилась вся армия, и каждый солдат лично подошел к Святому Копью и принес ему дань уважения.

Ликование длилось несколько дней, и армия шумно требовала вести ее к Иерусалиму – конечной цели крестового похода, однако на данном этапе ни один из ее предводителей этого не хотел. Более благоразумные (Готфрид и Танкред) считали, что в существующих условиях продолжение похода было бы преждевременным, а более честолюбивых (графа Тулузского и Боэмунда) удерживали на месте собственные интересы. Между вождями вспыхнули ожесточенные распри. Как только Раймунд Тулузский, который не участвовал в сражении, а остался в Антиохии для обороны города, увидел, что осады со стороны Кербоги можно больше не опасаться, он потребовал сдачи крепости; другие вожди по возвращении обнаружили, что над ее стенами развевается его знамя. Это сильно оскорбило Боэмунда, который ранее выговорил себе княжение в Антиохии как первоочередную награду за взятие города. Его притязания поддержали Готфрид и Танкред, и после длительных пререканий флаг Раймунда был спущен с башни, а вместо него был поднят стяг Боэмунда, который с этого момента стал князем Антиохийским. Раймунд, однако, настаивал на сохранении за собой одних из городских ворот и прилежащих башен, что очень разозлило Боэмунда и всю армию. В итоге граф стал крайне непопулярной фигурой, хотя его властолюбие было ничуть не менее оправданным, нежели амбиции самого Боэмунда или Балдуина, который в свое время поселился в Эдессе и стал ее первым графом.

Участь Петра Варфоломея заслуживает того, чтобы о ней рассказать. Став после истории с копьем весьма уважаемой и почитаемой персоной, он счел своим долгом не останавливаться на достигнутом и продолжить череду сообщений о видениях, обеспечивших ему столь солидную репутацию. Ненадежность избранного этим монахом способа самоутверждения заключалась в том, что у него, как и у многих других лгунов, была очень плохая память, и его истории порой явно противоречили друг другу. Однажды ночью ему явился св. Иоанн и рассказал одно, а неделю спустя св. Павел поведал совсем другое и пообещал то, что никак не вязалось с посулами его собрата-апостола. Люди той эпохи были исключительно легковерными, и расхождения в рассказах Петра были, по всей видимости, действительно вопиющими, если те, кто в свое время поверил в чудо Святого Копья, отказывались верить в новые чудеса. В конце концов Боэмунд, намереваясь досадить графу Тулузскому, потребовал, чтобы бедный Петр доказал правдивость истории о копье, пройдя ордалию[391] огнем. Петр не мог отказаться от обычного для тех времен испытания, тем более что оно было одобрено графом и его духовником Раймундом. Ритуал был назначен на один из ближайших дней. В ночь перед ордалией Петр, следуя обычаю, молился и постился, а утром вышел со злополучным копьем наружу и смело приблизился к костру. Собравшаяся вокруг армия с нетерпением ожидала результата; многие крестоносцы по-прежнему верили, что копье подлинное, а Петр – праведник. После того как Раймунд Ажильский прочел надлежащие молитвы, Петр вошел в огонь. Когда он уже почти прошел сквозь него, боль лишила его присутствия духа. Пламя, помимо прочего, поразило глаза, и, будучи не в силах терпеть мучения и не осознавая своих действий, он развернулся и снова прошел через огонь, вместо того чтобы выйти из него. В результате несчастный получил настолько сильные ожоги, что спасти его было невозможно, и, протянув еще несколько дней, он скончался в страшных муках.