Терри Пратчетт. Жизнь со сносками. Официальная биография - Роб Уилкинс

волшебный момент «эврики», когда однажды утром Терри входил в Часовню и объявлял: «Есть! Я все понял», – и вдруг все вставало на свои места, и с той минуты мы точно знали, о чем роман. Когда же теперь ждать «эврику»?

Мы уже работали семь дней в неделю, отчаянно стараясь доделать книгу, но конца ей так и не было видно. Я не мешал ему диктовать – а что еще оставалось? Терри жил, чтобы писать, и каждый день, когда он писал, он был живым. Раньше ничего, что он делал, каким бы шальным и бесприютным оно тогда ни казалось, не пропадало понапрасну. Оно отправлялось в Яму и рано или поздно обретало дом. К тому же всегда наступал великий день, когда Терри проходился по всему тексту, монтировал и тасовал сцены, подравнивал, шлифовал и полировал, пока текст не становился романом. Но теперь ничто не предвещало этого дня, и меня наполняла паника. Он просто выгружал из головы сцены – прекрасные сцены, одну за другой. Книга росла и росла. К концу марта 2013 года мы дошли до 130 тысяч слов – объема «Незримых академиков».

Тогда я и сказал Терри: «Давай пока ненадолго отложим кайло и посмотрим, что у нас получилось». На тех выходных я сам прошелся по тексту, удаляя повторы и сцены, заводившие в тупики, и с упавшим сердцем осознал, что сюжетного направления так и нет.

Мы оказались на новой территории. В понедельник утром я позвонил Филиппе Дикинсон. Впредь мы будем полагаться на ее редакторский гений как никогда. Сейчас мы имели на руках, по сути, неопрятный ворох бессвязных лоскутов. Филиппа смогла их расстелить, разглядеть в них узор, найти пробелы, а потом направить Терри туда, где надо было заполнить дыры и наложить стежки. В следующие месяцы мы с ней общались дважды в день. Каждое утро, оценив прогресс предыдущего дня, она звонила и говорила, что стоит попробовать теперь. И каждый вечер я звонил ей с отчетом о том, куда с моей подачи зашел Терри. Из этого мучительного, трудоемкого и подтачивающего терпение процесса наконец родился «Поддай пару!». Без надзора Филиппы и ее способности видеть текст в целом и направлять процесс книга никогда бы не обрела свой нынешний вид.

– Кому хочешь ее посвятить, Терри? – спросил я, когда мы закончили.

– Нашим отцам, – сказал Терри

– Имеешь в виду, своему отцу?

– Нет, – ответил он. – Нашим отцам.

И продиктовал для титульной страницы:

Посвящается Дэвиду Пратчетту и Джиму Уилкинсу – двум блестящим инженерам, которые привили своим детям любознательность.

Я был горд как никогда. Но книга все еще меня беспокоила.

Той осенью я сопровождал Терри на Всемирный конвент фэнтези 2013 года в брайтонском отеле «Метрополь». Там я провел с ним интервью на сцене – очередное выступление дуэта Терри и Роба; как оказалось, последнее. На выходе я прошел мимо Малкольма Эдвардса.

– Это было прекрасно, – сказал он. – Ты задавал прекрасные вопросы. – Небольшая пауза. – И сам на них отвечал.

Так я и понял, что все кончено. Это последнее появление Терри на сцене.

На том конвенте мы столкнулись с Дженнифер Брель. Когда она подошла к нему, Терри отшатнулся. «Я вдруг испугался, что ты меня убьешь», – сказал он и расплакался. Права на американское издание Терри недавно перешли от HarperCollins к Knopf Doubleday, лишив нас незаменимого вклада Дженнифер в «Поддай пару!» – лишив нас Дженнифер в принципе. Ужасно жаль, и, на мой взгляд, это было неправильное решение, но таков уж бизнес, никто не держал обиды. Мы пошли на ужин с Нилом Гейманом, ели устрицы Килпатрик и хорошо провели вечер4.

Снаружи, перед тем как мы сели в машину, Дженнифер попрощалась с Терри.

«Я обняла его, – говорит она. – И уже знала, что вижу его в последний раз».

«Поддай пару!» вышел, когда я находился в коротком отпуске во Флориде. Я уже весь извелся, гадая, как книгу примут читатели. На вилле, завернувшись в одеяло, я открыл первые отзывы на Amazon. И тут же сбылись мои худшие страхи. Я прокручивал страницу дальше и дальше: одна звезда, две, одна… «Персонажи сами на себя непохожи… стиль другой… совсем не как прошлые книги Пратчетта… неинтересно, не смешно, не Пратчетт». Я закрыл ноутбук и накрылся одеялом с головой.

Двух суток не прошло, как фанаты встали на защиту Терри, не готовые отмалчиваться, особенно сейчас, и рейтинг книги подскочил до 4,6. Что ж, благослови их за это Господь. Но их рецензии были однострочными. А длинные и взвешенные говорили другое. И, как ни больно это признавать, думаю, более взвешенные были правы. Эта книга – упущенная возможность. Я знал, что истинная победа «Поддай пару!» в том, что она вообще существует.

* * *

А потом пришел 2014‐й, и мы начали терять его на скорости 100 миль в час.

В том году мы работали над «Пастушьей короной» – последней книгой о Тиффани Болен, последней книгой Терри Пратчетта. И слова по-прежнему шли, но теперь ему приходилось их нащупывать. Теперь он тянулся сомкнутой рукой, словно пытался выхватить неуловимые слова из воздуха. И в конце концов их находил. Но на поиски требовалось больше времени, и наблюдать за этим было мучительно. Даже сейчас каждый день попадался бриллиант. Каждый день было что-то великое. Но, как и с «Поддай пару!», он не мог увидеть картину целиком. Книга никак не обретала форму.

Еще он много спал. И это тоже было больно видеть. Терри всегда был полной противоположностью человека, кому нужно вздремнуть посреди работы, – проводил в движении весь день напролет. Теперь сон мог одолеть его в любой момент. Я заказал для Часовни двухместный диван с откидывающейся спинкой. Кресел, на которых удобно было бы спать, в Часовне не было. Я поставил его перед окном. Терри тут же захотелось его испытать. Он сел, я потянул за рычаг. Может, я потянул слишком сильно, но механизм сработал быстрее, чем мы ожидали. Ноги Терри подпрыгнули на подставке, голова откинулась назад, и шляпа надвинулась на глаза. Он даже не вздрогнул. В таком положении и заснул, и проспал добрых два часа.

Все еще бывали хорошие дни. Той весной Музей историй в Оксфорде провел фотовыставку «26 персонажей», для которой писатели переодевались в любимых персонажей из детства. В Часовню приезжал известный фотограф Кембридж Джонс, и Терри, горячий поклонник Музея историй, изобразил – причем довольно убедительно – Вильяма Брауна Ричмал Кромптон, с рогаткой и голыми коленками5. Посетил он и вечер открытия, и получил такое удовольствие, что велел мне оплатить счет за столиком актрисы Оливии Колман на другом конце ресторана, куда нас занесло после мероприятия6.

Еще хороший день: март, в гости приехал Дэйв Басби.

«В конце