Рассвет - Генри Райдер Хаггард

К тому времени, как он добрался до Анжелы, она уже начала приходить в себя, но только физически — способность здраво мыслить к ней еще не вернулась. Она сидела на камне, судорожно вцепившись в него руками и напряженно выпрямившись. Пес куда-то исчез — на самом деле он испытывал смятение, свойственное собакам, когда ссорятся два человека, к которым они одинаково привязаны, и потому решил некоторое время побыть с Артуром.

Побагровев от ярости, Джордж направился прямо к Анжеле.

— Так вот как вы ведете себя в отсутствие своего мужа?! Я видел, как вы целовались с этим молодым негодяем… а я, значит, недостаточно хорош для вас? Почему вы не отвечаете? Что ж, значит, пришло время научить вас послушанию!

Тяжелый хлыст со свистом рассек воздух и хлестнул нежную щеку девушки.

— Это заставит вас одуматься — или мне удвоить дозу лекарства?

Боль от удара, казалось, разбудила Анжелу. Она встала, распущенные волосы рассыпались вокруг нее, как золотое руно, и широкая багровая полоса пересекла ее бледное лицо. Она протянула руки, она распахнула свои огромные глаза, и в них вспыхнул ужасный свет — свет безумия.

Джордж стоял с хлыстом в руке спиной к озеру; она смотрела на него, и облик ее дышал местью. Шепотом, таким напряженным, что воздух, казалось, начал искриться, Анжела начала свою бессвязную молитву.

— О Боже, благослови моего дорогого Артура!.. О Всемогущий Отец, отомсти за наши обиды!..

Она остановилась и пристально посмотрела на Джорджа — этот взгляд пригвоздил его к месту, он буквально не мог пошевелиться. Затем, в странном контрасте с еле слышным шепотом, с ее губ сорвался звонкий и неземной смех, который пронзил Джорджа до мозга костей. Так они простояли несколько секунд…

Звук сердитых голосов заставил бульдога вернуться на полной скорости, и при виде угрожающей позы Джорджа он замер. Верный пес всегда ненавидел его, и теперь стал более походить на дьявола, чем на собаку. Врожденная свирепость огромного зверя пробудилась; он ощетинился от ярости, и вся короткая шерсть встала дыбом, а из подергивающихся мощных челюстей закапала слюна.

Джордж не знал, что пес рядом, но Анжела перевела на Алека свой дикий взгляд и медленно подняла руку.

— Оглянитесь…

Звук ее голоса разрушил нависшие над Джорджем чары.

— Ну все, довольно с меня этих глупостей! — рявкнул он, а затем, скорее, от какого-то смутного страха и своей необузданной жестокости, чем по какой-либо внятной причине, снова ударил девушку хлыстом.

— Оглянитесь…

В следующую секунду его ждал сильнейший шок. Пес увидел удар — и мгновенно, со всей слепой отвагой своего племени, бросился прямо в горло врагу. Однако он промахнулся, вырвав лишь часть нижней губы Джорджа. Тот закричал от дикой боли и ударил пса хлыстом — и тут началась сцена, гротескный ужас которой не поддается никакому описанию.

Снова и снова собака налетала на человека, и ее полное молчание жутко контрастировало с воплями ужаса Джорджа и взрывами ужасного, пронзительного и безумного смеха, срывавшегося с губ Анжелы, наблюдавшей за этой схваткой.

Наконец собака вцепилась человеку в предплечье и, глубоко вонзив свои огромные клыки в его плоть, повисла на нем всем своим весом. Напрасно Джордж, обезумев от невыносимой боли, бросался вместе с собакой на землю; напрасно он, шатаясь, кружил по лощине, пытаясь сдавить псу горло здоровой рукой. Зверь молча висел на нем. Вскоре наступила развязка. Пошатываясь, зовя на помощь и волоча за собой свою тяжелую ношу, Джордж споткнулся о сухую ветку, лежавшую на берегу озера, и упал навзничь в воду — как раз в том месте, где фундамент старого лодочного сарая поднимался на несколько дюймов над поверхностью. Его голова с отвратительным треском ударилась о каменную кладку, и Джордж вместе с бульдогом, который так и не ослабил свою хватку, ушел под воду.

Рябь на воде, красные нити крови, несколько пузырьков воздуха, отметившие последний вздох Джорджа Каресфута — и дух его покинул свое вместилище, уйдя… куда же? Да, читатель, куда же он делся?

Дикие крики заставили Филипа и старого Джейкса кинуться к озеру. Они нашли Анжелу, стоящую в одиночестве на краю берега и смеющуюся самым диким смехом.

— Смотрите, — воскликнула она, когда они, тяжело дыша, подбежали к ней, — жених выходит из своих покоев!

В этот самый момент воздух, оставшийся внутри тела Джорджа, на мгновение поднял его на поверхность, так что голова и изуродованное ужасом лицо на секунду показались, как будто для того, чтобы собравшиеся на берегу могли взглянуть на утопленника. Потом тело снова ушло на дно.

— Храбрый пес крепко держит его… ха-ха-ха!.. Теперь он меня не поймает… ха-ха-ха!.. И ты здесь, Иуда, продавший меня?! Иуда! Иуда! Иуда! — повернувшись, Анжела кинулась прочь быстрее ветра.

Мистер Фрейзер только что вышел из дома и прогуливался по саду, как вдруг увидел, что к нему летит эта ужасная фигура с развевающимися волосами.

— Предали! — воскликнула она голосом, похожим на плач заблудшей души, и упала навзничь к его ногам.

Когда Анжела очнулась, стало ясно, что она лишилась рассудка…

Известие о трагической смерти Джорджа Каресфута вскоре стало общим достоянием, и вкупе со странной историей его брака, а также тем обстоятельством, что погиб он через несколько часов после того, как его дом был уничтожен пожаром, вызвало немалое волнение. Нельзя сказать, что общим чувством стало сожаление — вовсе нет. Джордж Каресфут пользовался определенным уважением как богатый человек, но, конечно, не завоевал ничьей любви. Тем не менее его судьба вызывала всеобщий интерес и сочувствие, хотя некоторые люди громче сожалели о смерти такого отважного пса, как Алек, чем о смерти человека, которого он убил — однако у этих людей была личная неприязнь к Джорджу.

Когда, однако, дошли слухи, что собака напала на Джорджа, потому что Джордж ударил хозяйку собаки, общее сочувствие решительно перешло на отважного пса. Мало-помалу, когда выяснились некоторые истинные обстоятельства дела — а именно, что Анжела Каресфут сошла с ума, что ее возлюбленного, считавшегося до того мертвым, видели в Рютеме вечером в день свадьбы, что известие о смерти мистера Хейгема было выдумано для того, чтобы устроить свадьбу, и, наконец, что поместья Айлворт перешли во владение Филипа Каресфута — общественное мнение сильно возбудилось, и о несчастном Алеке заговорили в самых возвышенных тонах.

Когда сэр Джон Беллами, вернувшись в тот день из Лондона, вышел на платформу в Роксеме, его опытный глаз сразу заметил, что произошло нечто необычное. Группа окружных судей, разъезжавшихся после квартальной сессии, возбужденно переговаривалась в ожидании поезда. Он хорошо знал их всех, но поначалу они, казалось, были склонны проигнорировать его, не сказав ни слова. Вскоре, однако, один из них повернулся и заговорил с ним.