Ингвар и Ольха - Юрий Никитин

Он бросил мрачный взгляд на Ольху. Та смотрела прямо передсобой. Она-то знала, из-за чего Ингвар так разъярился. Ее едва-едва не убили!Ускользнула бы из-под его власти. Какой удар по ранимому мужскому самолюбию!

Кони неслись без понукания, как выпущенные сильной рукойстрелы. Под копытами мелькали пятна крови, на обочине то и дело попадалисьтрупы – уже раздетые, а то и с выклеванными глазами. Вороны, объевшись человеческогомяса, отяжелели так, что лишь отодвигались к краю дороги, но не взлетали из-подкопыт.

Рудый начал придерживать коня:

– Ингвар! Ольха!

– Что ты хочешь? – закричал Ингвар.

– Я заскочу по дороге к Асмунду. Боюсь, как бы старогомедведя не взяли сонного!

Ингвар мучительно огляделся по сторонам, избегая смотреть наОльху. Спросил с натугой:

– Мы тоже заедем? Тебе одному опасно.

Рудый захохотал, обнажая острые, как у волка, зубы:

– С вами опаснее! До встречи в твоей крепости.

Он стегнул коня и унесся по боковой дороге, а Ингвар, какзаметила Ольха, вздохнул облегченно. Конь под ним рванулся вперед,распластавшись в скачке, как стриж в полете над землей.

И снова всюду лежали убитые, поруганные, раздетые донага, ачерные как ночь вороны даже не взлетали, а, как крысы, переходили от трупа ктрупу.

Ольха вспомнила рассказ стариков о страшном времени раздора.Его прервал только приход варягов. Тогда вороны нажирались одними глазамичеловеческими, но и тогда объедались так, что ходили по земле, растопырив крылья,толстые, как разжиревшие крысы. Варяги прекратили рознь между славянскимиплеменами, но своими бесчинствами так восстановили их же, что те в единомпорыве выступили и сбросили их обратно в море. И на радостях в племенахначались торжества, снова передрались род на род, племя на племя, и пошлабрань, полилась кровь, и снова вороны разжирели. Поговаривают, что русов вродебы пригласили сами славяне, что отчаялись прекратить раздоры. Брехня, наверное.Конечно, всегда найдется в племени выродок, что и Змея Горыныча готовпригласить на княжение, но чтобы пригласили целые племена?

Влад, что скакал впереди, замахал рукой. Конь под ним уперсяв землю всеми четырьмя, останавливаясь на полном скаку.

– Назад! – закричал Боян. – Их слишком много!

Он поднял коня на дыбы, развернулся. Ингвар ухватил коняОльхи за узду, удержал. Влад уже мчался навстречу.

– Кто там? – крикнул Ингвар.

– Какая разница, – крикнул Влад зло.

Они повернули коней, понеслись по дороге влево. Это же вдругую сторону, подумала Ольха тревожно. Но Влад прав. В самом деле, какаяразница, чья толпа движется на город, потрясая топорами и рогатинами. И поляне,и меря, и хатники не прочь пограбить, пожечь, порубить чужое.

Дорога гремела под копытами. Теперь вперед вырвался Окунь,на лице была готовность принять все удары на себя. Влад остался позади, всеоглядывался.

Они уже достигли кромки леса, когда дорога сзади почернелаот неопрятной толпы. Завидев убегающих всадников, там замахали над головамирогатинами, палицами, топорами, но догонять никто не стал, верховых там быломало, русы отобьются без труда, и группа беглецов без помех втянулась подгустые ветви деревьев.

Сразу потемнело. Ольха вспомнила, что день клонится к концу.А в темном лесу ночь наступает рано. Окунь, громко уверяя, что знает здешниеместа как пескарь свою норку, поехал впереди, завел в дебри, пришлось спешитьсяи вести коней в поводу.

Темнело быстро. Ингвар раздраженно вертел головой:

– Ну ты и завел… Признавайся, кому служишь?

Ольха напряглась, но Окунь только обиженно дернул плечом.Лицо Бояна оставалось прежним, и Ольха с облегчением поняла, что Ингвар шутит,и с еще большим облегчением – что Окунь так и понял, не мог понять иначе, ибобоевое братство уже переросло узы племенного родства. Соратник у них стоит ближе,чем сородич.

Влад отыскал удобную широкую поляну. Стреножили коней,собрали сушняк на костер. Ольха забеспокоилась:

– Огонь увидят издалека… Не опасно?

– Все на свете опасно, – буркнул Ингвар. – Нокто в ночи придет проверять?

Боян накинул заботливо отцу на плечи шкуру, ухитрился непотерять при скачке, усадил ближе к огню. Старательно выбирал для отца самыемягкие части утки. Это когда-то Молот любые кости перегрызал, как волк, теперьи хлебные корки оставляет другим, а сам норовит выковыривать мякиш. Ноги отцаБоян укутал своим вязаным свитером, оставшись голым до пояса.

Ольха бросала в его сторону удивленные взгляды. Павка подселрядом, протянул руки к языкам пламени. На левой стороне лба расплывалсяогромный кровоподтек, но глаза были веселые.

– Ушли!.. Я думал, нам перекроют все дороги. Нет,славяне не умеют воевать!

– А вы умеете, – ощетинилась она. – С вашимидикими обычаями… вымрете скоро. Туда вам и дорога.

Она поймала понимающий взгляд Влада. Да и два егодружинника, тоже славяне, явно не одобряют поступок Бояна. И то, что Ингвар невмешается, не велит оставить беспомощного старца в лесу.

Павка широко распахнул глаза, не понимая, потом оглянулся наБояна:

– А, это ты про его хрычуна?

– Да.

– Ясно, княгиня… У вас, я ж забыл, стариков либо убивают,либо уводят в лес, чтобы их там убили звери. Верно?

– Не всегда, – отрезала она. – Только вголодный час. Но и в хлебное время, когда встанет выбор: спасать стариков илидетей. Это ж понятно, кого спасать!

– Конечно, понятно, – согласился Павка. –Стариков, ясное дело.

Она отпрянула, будто поднес ей к носу горящую головню.

– Почему? Что вы за народ?

– Когда-то и мы спасали детей, а стариковубивали, – ответил Павка. – Так говорят волхвы. Это было во временане то фараонов… не спрашивай, думаешь, я знаю, кто это такие?.. не то гелонов.Словом, мы тоже были звери, тут гордиться нечем. Когда надо выжить, в первуюочередь спасаешь детенышей. О стариках начинаешь заботиться, когда… ну, когдастановишься добрее.

– Добрее? – воскликнула Ольха в изумлении. На нееоглянулся Ингвар, он замечал каждое ее движение, и Ольха понизила голос: – Этовы-то, русы, добрее?

– Княгиня, – сказал Павка, – что естьребенок? У Бояна их будет как листьев на дереве. А вот отец у него один.Другого нет и быть не может. Да и тот скоро уйдет… Я бы тоже, будь мой отецжив! Это жену можно найти другую, детей наплодить еще и еще, а отцу даже своихгодов добавить не дано богами. А как бы хотелось!

Ольха с удивлением учуяла глубокую печаль в голосе всегдавеселого и беспечного дружинника. На миг он, сильный и уверенный, показалсямальчишкой, который жаждет прижаться щекой к ладони всесильного и все умеющегоотца.