Не мяукайте с неизвестными - Наталья Александрова

– Конечно, – закивала Надежда, – а в чем дело?

– Мужики все сволочи, вот в чем! – с сердцем ответила Таисия Михайловна. – Вот слушай. Живут они, вроде все хорошо, на лето к нам в Плесков отдыхать приезжают. Верочке уже седьмой годик пошел.

Тут-то все и случилось. Приезжает как-то Валентина, я тогда как раз тоже дома была. Как увидела я ее из окна – сразу поняла, что не в себе человек. Глаза красные, больные, волосы висят паклей, сама вся белая, руки дрожат. Ты больна, что ли, мы спрашиваем. И Верочка у нее бледненькая, молчит все и к матери жмется. Слово за слово, разговорили мы Валю. Оказалось вот что.

– Догадываюсь, – вздохнула Надежда, вспомнив рассказ Раисы. – Дело житейское…

– Значит, сидит она дома, мужа с работы ждет. Вдруг приходит к ней одна из их института. И говорит прямо, как есть: «Дура ты дура. У тебя муж гуляет направо и налево, со всеми молодыми преподавательницами переспал, до студенток дошел. Мужчина видный, бабы, конечно, сами на него вешаются, но надо же ведь и совесть иметь. Сейчас у него одна любовница, все об этом знают».

«Что я здесь делаю? – внезапно подумала Надежда. – Зачем слушаю эти россказни? Какое мне дело до событий двадцатилетней давности? Даже больше, ведь Вере этой за тридцать, а тогда седьмой годик шел. Так какое мне до этого дело? И пирожков много съела…»

– Валюша растерялась, конечно, от такого напора. «Не верю, – говорит, – быть такого не может, как же так». А та баба свою линию гнет: «Не веришь – проверь! Вот сейчас прямо пойдем по тому адресу, где твой муженек со своей кралей развлекается». Валя и дала себя уговорить. Вроде как не в себе была. В здравом уме она бы ни за что такой глупости не сделала, потому как, во-первых, подумать нужно, прежде чем на открытый разрыв решаться, а во-вторых, если уж что делать, то без посторонних. А здесь та баба ее буквально силой из дома вытащила, посадила в машину и привезла по адресу. И звонить не стала, дверь своим ключом открыла, Валентину первой в комнату втолкнула, а там ее муж в постели с девицей. Валя говорит: «Стою как дура, ноги к полу прилипли, а язык – к гортани». А баба тут раз – фотоаппаратом щелк, щелк! Тот, муж-то, опомнился. «Это что, – говорит, – такое, Алевтина Павловна?» Это он той бабе, а на жену законную ноль внимания. «А то, – баба ему отвечает, – Анатолий Васильевич, что не видать вам теперь доцентуры как своих собственных ушей. Уж я, – говорит, – об этом позабочусь! Все узнают, чем вы в свободное время занимаетесь. Связь со студенткой – это начальство не одобрит! А вы, милочка, считайте, что в институте больше не учитесь, за этим я тоже прослежу!» И пошла себе довольная.

– Надо же! – поразилась Надежда.

– Ага, Валя потом только узнала, что баба эта метила на то же место, на которое и муж ее претендовал. И вроде бы его должны были назначить, потому как мужчина молодой, перспективный, да еще профессорша одна к нему благоволила – красавец такой, еще бы. А эта баба подсуетилась и решила его подставить. Выследила его с девчонкой той, студенткой, да они не очень-то и скрывались, та за ним как тень ходила. Узнала она, где девчонка живет, и ключи у нее из сумки сперла, сделала дубликат. А потом Валентину туда привела. Своего, короче, добилась, место на кафедре ей досталось.

А тогда, Валя рассказывала, как ушла она, так муж на нее набросился. «Ты, – говорит, – дура деревенская, нашла с кем скорешиться. Тебе же, – говорит, – хуже будет, если мне доцентуры не дадут, денег-то меньше. А теперь, может, вообще уволят – все из-за тебя!» Тут Валентину как обухом по голове стукнуло. Очухалась она и кричит: «Как это из-за меня? А это что?» И на девчонку ту показывает. А у той, видно, истерика началась – захохотала она вдруг. А Валентина тоже на нервах, подумала, что над ней смеются. Подскочила к той девчонке, в волосы ей вцепилась, давай по полу валять, откуда только силы взялись. Та вырвалась. «Толик, – кричит, – Толик!..» А Толик на них обеих матом и разнимать не думает. Девчонка тогда дико так на Валентину посмотрела и к окну бросилась. Схватилась за раму, а дело-то летом было, окно только прикрыто. И вот то ли соскользнула она случайно, то ли не в себе была, а только выпала та студентка из окна.

– Насмерть? – ужаснулась Надежда.

– Слава богу, нет, не то Валентину бы посадили! – вздохнула Таисия Михайловна. – Там, понимаешь, этаж всего третий был, хотя и с третьего можно так навернуться, что шею сломаешь. А тут внизу оказался магазин, маркизы на окнах висели. В общем, шлепнулась девчонка на эти маркизы, спружинила, подскочила, как мячик, да и вывалилась прямо на тротуар. И даже ничего себе не сломала, только ободралась, конечно, об асфальт сильно. Понятно, шум, гам, «Скорая», полиция. А пока суд да дело, муженек-то Валентинин и сбежал, оставил ее одну со всем этим безобразием разбираться. Хорошо, девчонка в сознании была, сказала, что случайно из окна выпала, Валю хоть в полицию не забрали. Как она домой добралась – не помнит, а там муженек ее уже во всеоружии. «Я, – говорит, – тебе никогда не прощу, что ты мою карьеру порушила. Теперь, – говорит, – после такого скандала меня никуда преподавать не возьмут, а все ты…»

– Гад какой! – не выдержала Надежда.

– Точно, – согласилась старушка. – А Валя тогда собрала вещи и рванула домой, в Плесков. Дома отошла маленько, привели мы ее в чувство. Месяц прошел, она и говорит: «Не вернусь в город, хоть убейте! Не могу ничего там видеть! А о муже и думать не могу!» Уволилась с работы, заявление им по почте послала, они ей трудовую книжку выслали. С тех пор так и жила в Плескове, на бензоколонке работала. Квартиру этому подлецу оставила! Даже на алименты не подавала. И Верочку на свою фамилию перевела! Как тебе такая история?

– Душераздирающе! – честно ответила Надежда. – Это уже правда какой-то монстр оказался, а не муж.

– Ты слушай дальше, – многообещающе улыбнулась Таисия Михайловна, – что с Верой-то случилось. Окончила, значит, она школу, потом институт, устроилась в музей работать в Плескове. У нас ведь город старый, много церквей, музей хороший – иконы там разные, ценные вещи, картины. В большой город не уезжала, потому что Валя болеть стала сильно. И то сказать, от такой жизни заболеешь. Вот время идет, а у нее все никого нет. Потом нашла себе. Не знаю, где они познакомились: то ли он приехал к нам летом отдыхать, то ли она куда ездила, пока мать окончательно не слегла. В общем, любовь у них получилась. Мать ее Валентина как поглядела на него – сразу против этого брака выступила. Потому как жених Верин такой уж раскрасавец, такой собой интересный – глаз не отвести. А уж она знала, что с таким человеком ничего хорошего в семейной жизни не получится. Так разве дети матерей слушают?

– Верно, – поддакнула Надежда. – И что же случилось? Этот тоже гулять начал?

– Да если бы только гулять, – вздохнула Таисия Михайловна. – Этот вообще какой-то шалопай оказался. И жулик. Я тебе честно скажу: о Вале-то я из первых рук все знала, подруги мы с ней давние. А о Верочке только слухи всякие ходили. Болтали разное: не то муж ее в казино деньги проигрывает, не то на бирже играет, не то просто мошенничает. И деньги она занимала по всем знакомым, чтобы за него отдать, и вещи свои продавала. Валя-то к этому времени умерла уже, не дожила до такого срама. И бросал Веру ее муженек, уедет – и нет его. А потом вернется, уболтает ее, улестит – снова она его примет. Так и тянулось у них, пока он квартиру ее не продал.