Когда в Чертовке утонуло солнце - Алексей Котейко

что он мог бы послужить хорошим прототипом для статуи, которая в другое время и в другом мире однажды будет украшать Карлов мост. Командор был одет в свой потрёпанный доспех, поверх горжета на цепочке висел какой-то золотой образок. Левая рука лежала на эфесе шпаги, правая, опущенная вдоль тела, сжимала небольшую металлическую булаву.

Иржи глазами указал Максу на место позади и чуть левее командора, рядом с двумя другими солдатами. Первый, державший горящий факел, предпочёл мориону простой черепник, и было понятно, почему: уши стража своей шириной могли поспорить с ушами господина Майера. Однако, в отличие от гремлина, этот житель Праги был высоким, крепким, с выступающими надбровными дугами, приплюснутым широким носом, роскошными бакенбардами и двумя внушительными клыками, торчащими из-под верхней губы. Максим для себя определил его как тролля.

Второй страж был человеком — среднего роста, сухощавый, с длинными вислыми усами и орлиным носом, который пересекал кривой рубец старого шрама. Шрам начинался у самого края нижней челюсти, а заканчивался где-то под чёрной повязкой на правом глазу солдата — или, может быть, даже на его голове, сейчас крытой под широкополой шляпой. К шляпе брошью, сделанной, похоже, из золотой монеты, были приколоты два длинных фазаньих пера.

Макс в последний раз быстро одёрнул дублет, поправил пояс и чуть тронул берет, надеясь, что тот сейчас выглядит браво заломленным на бок, и не похож на смятый колпак повара. Тролль и одноглазый с любопытством покосились на новобранца, но тут же снова уставились прямо перед собой. Шустал обошёл двор позади выстроившихся шеренг и занял место во главе своей десятки.

— Господа! — рявкнул командор, и впечатление было такое, словно в самом деле ожила и заговорила статуя легендарного рыцаря. Ряды стражников всколыхнулись в последний раз и замерли неподвижно. — Приветствую всех! На эту ночь десятка пана Бубла займёт летненскую переправу. Несколько рыбаков видели утопцев на островах ниже по течению.

Толстенький невысокий человечек, лицо которого сплошь покрывали то ли волосы, то ли шерсть, выслушал приказание и коротко кивнул.

— Десятка пана Фишера отправляется на кладбище у Святого Креста.

— Гули? — скрипучим надтреснутым голосом спросил капрал в левой шеренге.

— Не знаю, — покачал головой командор. — Сами выясните, кто там зашевелился. Десятка пана Шустала заступает на пост у Пороховых ворот. Резанов!

Максим вздрогнул:

— Здесь, пан командор!

— Пойдёте с Шусталом.

— Слушаюсь, пан командор!

— Десятка пана Душана сегодня дежурит на мосту и в кордегардии. Десятка пана Дворского наготове. Остальные свободны.

Каре распалось. Солдаты, негромко переговариваясь, проверяли напоследок оружие, получали у квартирмейстера порох и пули, и уходили со двора. Иржи, подскочивший к Максу, потащил его за собой:

— Не зевай. Через десять минут мы уже должны выдвинуться. Пан квартирмейстер! Нужно выдать бойцу оружие.

— Новобранец? — жилистый низенький старичок со сползшими на кончик носа круглыми очками внимательно оглядел Максима. — Что предпочитаете?

— Я вообще-то не умею фехтовать, — сказал парень и, видя, как у старичка удивлённо поползли вверх брови, почувствовал смущение.

— Зачисление подтверждено командором, — вмешался Шустал. — Пан квартирмейстер, дайте ему пику и палаш. Пистолей не надо, он пока ещё не обучен стрельбе.

— Тогда желаю вам успешно дождить до конца обучения, — то ли в шутку, то ли всерьёз, заметил старичок. Он отошёл куда-то вглубь склада, загромыхал там железом и вернулся, неся короткую пику с чуть тронутым ржавчиной остриём, и широкий палаш в потёртых и потрескавшихся ножнах.

— А поновее ничего нет? — брякнул Максим и тут же пожалел: сухонький квартирмейстер превратился в разъярённого лесного кота:

— Поновее? Да они едва пользованные! Пика так и вовсе в деле не бывала! А ножны надо всего лишь промазать жиром, подсохли малость, вот и потрескались.

Макс наполовину вытащил палаш и обнаружил на лезвии многочисленные щербины, будто им пытались рубить гвозди. Парень вопросительно посмотрел на старичка.

— Крысы, — без тени смущения выдал квартирмейстер. — Те ещё бестии. Точильный камень у кузни.

Вздохнув, Максим направился к точильному камню, у которого вовсю орудовал кузнец. Получив от новобранца палаш, мастер скривился, проворчал себе что-то под нос, недобро зыркнул в сторону склада и принялся за работу. Закончил он как раз к тому моменту, когда начавший выходить из себя Шустал, демонстративно закатывая глаза, развернулся и широкими шагами направился к двери, через которую со двора уже удалилась его десятка. Макс бегом догнал приятеля.

— Какой от меня толк на посту? — поинтересовался он. — Лучше бы я эту ночь позанимался на площадке. Может же кто-нибудь меня подучить?

— Во-первых, учёбой у нас занимается пан ротмистр Бочак. У него сейчас отпуск, вернётся дня через два-три. Во-вторых, у Пороховых ворот обычно самое спокойное место. Так что командор прав — тебе же надо сначала посмотреть, пообвыкнуть.

— Мы сейчас ведь про Пороховую башню говорим?

— У вас, может, это башня, — вполголоса заметил Шустал, открывая наружную дверь кордегардии. — А у нас — ворота. Одни из тринадцати ворот Старого Места.

— Кто же тогда охраняет остальные двенадцать?

— Никто, — пожал плечами капрал. — Когда Карл Четвёртый заложил Новое Место с его стенами, наши укрепления стали уже внутренней линией обороны. Но от Пороховых ворот близко и до летненского парома, и до новоместской кордегардии на Конском рынке.

— Стратегическая точка, — понимающе кивнул Максим.

— Именно. А тамошние привидения спокойные и безобидные.

— Привидения?

— Ну да. Правда, они все по большинству безвредные, только раздражают. Хотя бывают исключения. Вот, кстати, наглядный пример, — Иржи указал на Карлов мост, откуда как раз долетел голос капрала Душана:

— Пики вперёд! Держать строй!

По мосту во весь опор мчалась объятая пламенем карета, запряжённая адской четвёркой. Кони, в глазах которых тлели угли, а гривы струились дымными шлейфами, летели во весь опор, нещадно погоняемые кучером-скелетом с такими же тлеющими глазницами. Кучер скалился, нахлёстывая четвёрку, время от времени хохотал и гикал на лошадей, а горящая карета по мере движения вперёд, казалось, всё больше теряла форму, превращаясь в сплошной клубок ревущего и метущегося пламени.

— По команде! — голос командира десятки был спокоен. Острия пик, выставленных навстречу призрачной упряжке, замерцали, налились светом невидимой на небе луны.

Карета налетела на шестёрку пикинёров, стоявших в арке Староместской башни. Кони вздыбились, забили копытами. Кучер-скелет завертел над головой кнутом, словно собираясь огреть им кого-то из солдат.

— Бей! — скомандовал капрал Душан.