Когда в Чертовке утонуло солнце - Алексей Котейко

прыжка твари, младший страж, вопя, кинулся в атаку, пытаясь поддеть существо на пику. Выпад почти получился — гиена отскочила в сторону лишь в самый последний момент, остриё прошло в каких-то сантиметрах от косматого бока. Продолжая орать, Макс ещё раз ткнул пикой, но теперь тварь, увернувшись, перехватила древко зубами. Послышался хруст ломающегося дерева.

— Я сказал — в кордегардию! — сбоку появился Шустал, всаживая кацбальгер прямо в глаз гиены. Клинок полыхал так ярко, что вполне мог бы сейчас послужить вместо фонаря или факела.

Макс, бросив почти перегрызенную пику, вытащил палаш и, с испугавшим даже его самого удовольствием, рубанул по оскаленной морде. Тварь, не издав ни звука, повалилась на булыжник мостовой и тут же, прямо на глазах, начала расплываться, терять чёткие очертания, испаряться.

— Резанов! Бегом!

И он побежал. Дома спортивные интересы Максима ограничивались редкими вылазками в центральный парк, где в пункте проката можно было взять добротный, но жутко неудобный велосипед — но зато парня выручила профессия. Три летних месяца пикового сезона, в которые они с бригадой кочевали с одной строительной площадки на другую, не прошли даром: Макс растерял набранный за зиму вес, зато имел в достатке выносливости, которое к тому же подкреплялось природным упрямством.

Теперь он нёсся по ночной Целетной, мимо спящих домов с запертыми ставнями, ориентируясь лишь по крохотным огонькам сальных свечей да мерцающим вдали жаровням на перекрёстках. Парень мельком успел подумать о том, что вообще-то должен был обзавестись ещё и доспехом, и даже порадовался, что не успел — бежать в кирасе и шлеме было бы куда тяжелее.

Внезапно один из этих маяков, показывавших ему дорогу, погас, словно на жаровню кто-то надел невидимый колпачок темноты. Макс продолжал бежать, хотя смутно понимал, что просто так, само по себе, пламя моментально не гаснет. Он на ходу взглянул на ближайший фонарь: свечной огонёк поколебался — и исчез, будто его задули.

— Твою ж за ногу, — пробормотал сквозь стиснутые зубы парень, чувствуя, как от бега понемногу начинает колоть в боку.

Его перехватили у перекрёстка рядом с Тынским храмом. Из какого-то переулочка слева метнулось несколько тёмных силуэтов, двуногих и двуруких, но приземистых и каких-то странно перекошенных. Максим замахал палашом, а вокруг завертелась безмолвная мгла, завораживавшая непонятной, и от того ещё более пугающей, опасностью.

Парень отскочил назад и влево, больно ударился спиной обо что-то твёрдое — и, сообразив, что это стена одного из домов, радостно прижался к ней. Теперь хотя бы не нужно было следить за тем, чтобы никто не подкрался с тыла. Силуэты мельтешили перед ним в слабеньком свете звёзд, а Макс продолжал крест-накрест рубить палашом ночную тьму, не зная толком, попадает ли вообще в кого-нибудь.

«Чего клинок-то не светится? — в отчаянии подумал он. — Вот тебе и Прага грёз! Да светани ж ты им, железяка! Всё равно помирать!»

Палаш, будто только и ждавший приказа хозяина, полыхнул с интенсивностью хорошего прожектора. Тёмные фигуры, окружавшие младшего стража, отшатнулись, а несколько из них даже кинулись прочь по тому самому переулочку, из которого выскочили. Максим, теперь уже видя перед собой противников, сам перешёл в наступление.

Существа больше всего напоминали тощих и уродливых обезьян, но единственный глаз их посреди лба был белёсым, будто с бельмом, так что оставалось только удивляться, как они вообще могут видеть движения своей жертвы. Пальцы тварей заканчивались длинными загнутыми когтями с неровно обломанными концами («От столбняка прививку тут точно никто не сделает», — подумалось Максу). Вместо шерсти тело «обезьян» покрывали клочки всё той же вездесущей мглы, напоминая вконец изодранные и изношенные лохмотья нищих.

— А ну! Прочь отсюда, сволота! — рявкнул он, всё решительнее наступая на тварей. Одна-две из них, приняв удар палаша, уже корчились на камнях улицы; ещё несколько получили порезы — Макс хорошо видел, что клинок достал их — но отступать не собирались. При этом и раненые, и умирающие существа сохраняли безмолвие.

Парень прикинул, не получится ли продолжить забег до кордегардии, но едва он попытался отвернуться, как несколько существ тут же кинулись вперёд. Снова отступив к стене и отмахиваясь палашом, Максим лихорадочно пытался придумать выход из сложившейся ситуации. Несмотря на когти и численное превосходство, было ясно, что лицом к лицу он рано или поздно одолеет всех нападавших — но к тому времени кто знает, чем кончится дело у Пороховых ворот. Вряд ли Шустал послал бы его за помощью, если бы был уверен, что справится собственными силами.

Макс так и не отыскал решения, когда со стороны Староместской площади надвинулась новая угроза: бесформенная тварь с множеством разбросанных по всему телу глазок и несколькими раскрытыми среди них клыкастыми ртами, похожая на комок слизи, ползла к нему по Целетной. Младший страж судорожно сглотнул: новый противник мог спокойно заглянуть верхними из своих глазок в окна вторых этажей. Парню вспомнились фантастические иллюстрации, на которых крохотные рыцари лихо рубились с гигантскими драконами размером с хорошую гору. Максиму такие картинки никогда не нравились, а теперь приходилось самому стать их персонажем.

«Стоп, — мелькнула шальная мысль. — Самому?»

Где-то на заднем фоне возник образ господина Майера, предупреждавшего насчёт долголетия, здоровья и глаза, но Максу было ужё всё равно. Продолжая рубить палашом налево и направо, он поверх голов «обезьян» пристально всматривался в надвигающуюся «слизь». Та никак не реагировала и изменяться вроде бы не собиралась.

Всплыло и тут же пропало воспоминание о том, как гремлин, а потом ротмистр, почему-то с интересом рассматривали его левое ухо. «Но у неё-то ушей нет!» — в отчаянии подумалось Максу. Он ещё раз крест-накрест взмахнул палашом, и чисто машинально, стараясь не задумываться, как это глупо должно выглядеть со стороны, с силой сжал ногтями мочку левого ухо.

Ухо пронзила дикая боль — такая, при которой не стыдно даже вскрикнуть. Но статус младшего стража ночной вахты, к которому парень уже начал привыкать, не соотносился с подобными слабостями. Поэтому вместо крика Максим зашипел не хуже рассерженного кота, и с удивлением увидел, как слизистая тварь, уже приблизившаяся на расстояние метров пяти, начинает съёживаться и уменьшаться.

Прямо на глазах новый противник ужался от прежних внушительных размеров сначала до двух, а потом и до полутора метров в высоту, хотя и не остановил своего движения. «Обезьяны» прянули в стороны, расчищая ему дорогу — и «слизь» метнулась к человеку, пытаясь укусить его всеми имеющимися ртами разом. Макс рубанул раз, второй, третий, и тут почувствовал, как