Когда в Чертовке утонуло солнце - Алексей Котейко

ночи, Богуш, — весело отозвался Иржи.

Стражник демонстративно сплюнул в огонь. Огонь зашипел.

— Счастливо оставаться, — просипел Богуш и зашагал на север. За ним потянулись солдаты его десятка.

— Их казармы — в бывшем монастыре миноритов, — пояснил Шустал Максу.

— Где это?

— Ну, Анежский монастырь.

— Он же, вроде бы, женский?

— Он давным-давно в руках доминиканцев. Те живут в прежних кельях клариссок, а крыло, которое раньше занимал мужской монастырь миноритов, сдали под казармы. Чиновники из Ратуши каждый год с ними ругаются по поводу арендной платы, грозят разорвать договор, потому что доминиканцы каждый год по чуть-чуть, но повышают ставку. Монахи, в свой черёд, грозят пожаловаться своим вышестоящим, и попросить об отлучении от церкви для всей Ратуши поголовно. Так и тянется.

— Слушай, а как тут у вас вообще с религией? — осторожно поинтересовался Максим.

— Ой, да кого только нет. И католики, и протестанты, и иудеи — куда ж без них. В нашем славном королевстве в вере никого не неволят, так что выбирай, где и как молиться, по своему вкусу.

— И нелюдей тоже?

— А что такого? Вон пан Модров. Ты его видел на построении, стоял вместе с тобой позади командора. С факелом.

— Тролль?

Шустал фыркнул, но кивнул:

— Он самый. Убеждённый утраквист, причём старой закалки — у них многие давным-давно в лютеране подались, но есть ещё кое-где общины, которые держатся наособицу. Считает, что после Карла Четвёртого в Чехии не было короля лучше, чем Иржи из Подебрад. Даже его потрет заказал чеканщику и прикрепил на горжете.

— А ты сам?

— Я — католик, — пожал плечами капрал. — Это что-то меняет?

— Да нет, ничего. Я просто как-то вообще от церкви далёк, — признался Максим, невольно оглядываясь, не слышит ли их беседу кто-нибудь из солдат. Но бойцы уже заняли привычные места на посту и разобрать тихую беседу стоящих на удалении от них приятелей не смогли бы при всём желании.

— Не важно. Ты здесь, с нами и на нашей стороне. Значит, во что бы ты ни верил, это в любом случае вера в добро.

— Наверное, — задумчиво сказал Макс.

— И пока ты с нами — мне всё равно, как ты молишься и молишься ли вообще. Ну а если ты не с нами…

Капрал помедлил. Младший страж вопросительно изогнул левую бровь.

— Если ты не с нами — я лично тебя придушу, — пообещал Иржи.

Глава 6

Ночь в тоскливом сентябре

Нападение произошло в «ведьмин час», вскоре после трёх пополуночи. Колокольни староместских храмов только недавно откликнулись на звон Орлоя, убаюкивая Прагу: «Всё спокойно, всё спокойно, всё спокойно». Максим, оперев древко пики на плечо, грел руки над первой от ворот жаровней, попутно радуясь теплу и добротности серого сукна, из которого был пошит его костюм.

«Надо будет перчатки купить, — подумал парень, поворачивая озябшие кисти то ладонью, то тыльной стороной к огню. — Какой-то ледник прямо!»

— Пан капрал, — позвал он Иржи, прохаживавшегося чуть в стороне и погружённого в свои мысли. — А какое сейчас время года?

— Осень. Двадцать третье сентября по новому календарю папы Григория Тринадцатого.

— Не думал, что в Праге осенью так холодно.

— Да вроде не слишком и холодно, — приблизился к жаровне Шустал. Взглянул на ноги Максима — и отскочил, выхватывая из ножен клинок.

— Ты спятил⁈ — завопил парень, машинально перехватывая пику и готовясь защищаться.

— На ноги посмотри! — воскликнул Иржи, замахиваясь своим кацбальгером.

Макс посмотрел — и не увидел туфли. Ступни были будто подёрнуты дымкой, расплывались, словно он смотрел на них сквозь бинокль и никак не мог навести резкость. Но даже без резкости можно было смутно уловить очертания того, что было бесконечно далеко от нормальной обуви, да и от нормальных человеческих ног тоже: два массивных и тяжёлых конских копыта.

Клинок Шустала рассёк текучую дымку, которая уже начала подниматься вверх по телу ничего не подозревающего младшего стража. Максим принялся ожесточённо тыкать вокруг себя пикой, и с удивлением почувствовал, что удары приходятся будто бы во что-то куда более плотное и упругое, чем простой туман.

— Тревога! — крикнул с верхней площадки башни один из солдат. И тут же в воротах громыхнул мушкетный выстрел, разорвав вспышкой ночную тьму.

А тьма наступала. То ли дым, то ли мгла, катились валом со стороны Нового Места, через поросший травой и частично осыпавшийся старый ров, через каменный мост над ним. Сгущаясь, уплотняясь, тьма втискивалась в воротную арку. Макс и Иржи, повернувшиеся на выстрел, увидели, как два мушкетёра, стоявшие в воротах, отступают под натиском мглы. Второй мушкет выстрелил, но светящийся шарик пули канул в клубящееся нечто без видимых последствий.

Пикинёры уже спешили на помощь, и Максим, перехватив древко своего оружия, присоединился к товарищам. Он мельком взглянул на ноги — те снова были чётко видны и по-прежнему обуты в те же самые туфли, что и в кабинете господина Майера. Перевёл взгляд на клинок — запятнанное ржавчиной остриё на глазах наливалось лунным светом.

Пики пошли в дело, к ним присоединился кацбальгер капрала. Мушкетёры, отступив назад, торопливо перезаряжали оружие. Не дожидаясь приказа, они одновременно нацелились в клубящееся облако, уже заполнившее собой всю воротную арку от земли до замкового камня.

Треск залпа разорвал ночную темноту. Мгла заколыхалась сильнее, как-то неуверенно замерла, даже чуть подалась назад — а затем навалилась снова. Макс тыкал и тыкал пикой, чувствуя нарастающее где-то в глубине сознания яростное остервенение. В дымчатой черноте стали появляться уплотнения — там формировалось что-то новое, словно мгла пыталась вспомнить, каково это: иметь тело.

— Резанов! — заорал Иржи.

— Здесь, пан капрал! — пропыхтел Максим, не прекращая колоть пикой.

— Бросай пику и бегом в кордегардию. Пана Дворского с его десяткой сюда, и пусть летят, как ошпаренные! — капрал рубанул потянувшийся к нему дымчатый завиток и добавил:

— И всех, кто в казармах — тоже сюда! Мать моя женщина… Я такой дряни ещё не видел.

Из воротной арки, наконец оформившись в конкретный образ, выпрыгнуло нечто вроде поджарой гиены ростом с хорошего быка. Существо оскалило клыкастую пасть, принюхалось и повело головой влево-вправо, словно выбирая, на кого броситься. Максим почему-то не удивился, когда чёрные, как беззвёздное небо, глаза остановились на нем.

Не дожидаясь