Письма к императору Александру III, 1881–1894 - Владимир Мещерский

Не понимаю эту слабость гр. Толстого. Если ему несомненно отравляет жизнь Оржевский своими интригами, то чего он его держит, точно нельзя найти заместителя Оржевскому. А что Оржевский напоминает Бориса Годунова при Иоанне IV – это несомненно.

Податной инспектор

Видел сегодня бывшего у меня одного из солдат новой финансовой рати, именуемой податными инспекторами. Во время разговора я спросил его: «Скажите мне по совести, положа руку на сердце, ваше мнение о вашем учреждении».

– По совести я вам вот что скажу: учреждение это доселе до того неопределенно, что об нем ничего нельзя сказать.

– Оно нужно?

– Нужно то нужно, но за недостатком инструкций и руководства, с одной стороны, и за невозможностью найти время для добросовестного исполнения всех обязанностей, должность эта в сущности является не нужною потому, что податной инспектор, по крайней мере у нас (Люблинская губ.), в состоянии исполнить только часть своих обязанностей, и я думаю, что ежели бы его вовсе не было, дела шли ни хуже, ни лучше.

Податной инспектор, чтобы исполнять свои обязанности добросовестно, должен иметь двойные сутки: одни сутки для разъездов по округу, другие для сидения в городе и наблюдения за торговлею.

Податной инспектор опасное учреждение. Есть две опасности. Когда он нечестен, податной инспектор может брать взятки как никто, и в два, три года составить себе состояние, и большое. Если он мало-мальски красный по убеждениям, то он может в полгода провести целую программу самого анархического духа в народ; и в обоих случаях совершенно безответственно и для правительства незаметно.

Я спросил его об его начальстве в департаменте, то есть о [А. А.] Рихтере и о [В. И.] Ковалевском. Про Рихтера он сказал только, что он держит себя недоступно, и больше ничего. Про Ковалевского он рассказал мне следующий характерный эпизод свидания, смутивший моего податного инспектора. Ему по закону следовало получить, как поступившему на службу в Привисл[енский] край из внутренних губерний, 600 р. подъемных. Ему их не дали. Он приходит к Ковалевскому и спрашивает его: может ли он просить о выдаче ему этих 600 рублей.

– Просить вы можете, но вам откажут.

– Но мне по закону следует.

– Знаю, но вам все-таки откажут.

– Отчего же?

– Оттого, что денег нет.

– Но может быть будут.

– И не надейтесь. У казны денег нет. Положение сквернейшее. В прошлом году был большой дефицит, а в нынешнем году будет дефицит еще бóльший. Так и знайте.

– Какое же лицо, – спросил я у податного инспектора, – [было] у вашего вице-директора, когда он это говорил.

– Какое? Полуулыбающееся, вообразите. Ну, подумал я, если он всем своим подчиненным так безнадежно представляет состояние наших финансов, то ведь эдаким путем можно создать панику по всей России.

И полуулыбка на устах такого молодца имела свой характер.

Беседа с гаврским консулом

Был у меня сегодня совсем неожиданный и совсем необыкновенный гость, это наш консул в Гавре, некто г. [Г. Х.] Фасмер. Его вступление было очень оригинально. Среднего роста, седой горбатый человечек лет 60 входит и говорит: «Во-первых, привет уважаемому мною редактору “Гражданина”, а во-вторых просьба не принимать меня за сумасшедшего!»

Я засмеялся.

– Вы смеетесь, – говорит он мне, – а мне плакать хочется, право. Я здесь 4 дня и бегу отсюда. Здесь положительно человека, хлопочущего об интересах России, принимают как сумасшедшего и разговаривают с ним, как с сумасшедшим, успокаивая его, и поддакивая его, из опасения, чтобы этот сумасшедший не сделался злым. Вот моя история. Я давно занимаюсь консульскими делами. Я не совсем глуп и очень люблю мое отечество и моего Государя. Но вообразите мое несчастие: когда впервые под старость лет я захотел эту преданность мою интересам России, моего государства, доказать на деле, мне говорят в Петербурге: да вы с ума сошли. А дело очень просто. Годы, проведенные на консульской службе, привели меня к убеждению, что русская казна очень много теряет доходов от нашей таможенной системы и от неприменения у нас американской системы оплачивания сбором фактуры. Таможенные наши пошлины, как сто раз говорили мне коммерсанты, более чем на 30 % уходят в карман таможенных чиновников; избегнуть кражи и взяточничества на таможнях нет физической возможности. Я привожу в Россию разный товар роскоши и затем ко дню, когда должен состояться осмотр моего товара, я плачу трем должностным лицам взятку, и мой товар переводят в такие разряды тарифа, по которым я плачу вместо 10 рублей рубль, и для того, чтобы это было вернее, я храню свой товар в пакгаузе до дня, когда я знаю, что дежурными при осмотре будут взяточники. Этим процессом пользуются все коммерсанты.

Я составил записку и представил князю [Н. А.] Орлову в Париже, в которой я предлагаю вот что: так как у нас, наподобие Америки, главные предметы вывозной торговли сырые произведения, а ввозной торговли масса разных штучных товаров, то установить как в Америке сбор с каждой накладной по 3 рубля, например, как при ввозе в Россию товара, так и при вывозе. При вывозе – сбор будет небольшой, так как под одну накладную отправляют целое судно с хлебом или сырьем; а зато при ввозе каждый предмет должен иметь накладную. Я отправляю из Парижа 10 родов товару; нужны 10 накладных. Эти 10 накладных отправляются отдельно от товара к месту назначения, но уже от наших консулов, уплативши сбор 3 рублей, из того или другого французского порта. Положим, из Парижа в Гавр. Там наш консул, получивши накладные на товар, отправленный в Петербург, берет с каждой накладной 3 рубля, штемпелюет их и отправляет в Петербург. В каждой накладной означен род и вид товара; таким образом, когда на Петерб[ургскую] таможню приходит товар из-за границы, приходит и накладная, и уже получатель не может заключать сделки с тем, чтобы товар переводился из одного разряда в другой, потому что в накладной каждый товар назван своим именем.

Кн. Орлов нашел эту записку дельною и послал к министру финансов с просьбою дать ей ход. Но вот сколько лет прошло, и записка, как я узнал сегодня, положена под сукно.

– Я, – продолжал консул, – сегодня говорил об этой мысли в М[инистерст]ве иностранных дел. Там мне вот что сказали:

– Ваша идея очень практична, но…

– Но что? – спросил я.

– Но 1) она очень не понравится Германии, откуда, как вы знаете, много товаров идет в Россию; немцы не захотят платить сбор с накладных; 2) вы страшно много работы дадите консулам, а вы знаете, что у нас нет средств увеличивать канцелярские штаты наших консулов, и 3) Министерство финансов у нас не любит нововведений, когда их предлагают не ихние чиновники!

При этом Фасмер обратил внимание своего начальства на следующие аномалии в консульском быту. Одна из этих аномалий заключается в наших вице-консулах, почти везде назначаемых из торговых людей иностранцев, то есть из туземного купечества в той местности, где он назначается нашим вице-консулом. Тут множество неудобств; главнейшее из них заключается в том, что эти вице-консулы только работают для своих торговых интересов и почти всегда держат сторону против русских. Мало того; есть консулы даже наши, например, в Лионе, из французов: некто [Ю.] Марикс, фабрикант шелков[ых] изделий, у которого магазин в Москве. Вследствие этого этот Марикс, как соперник всех московских купцов и фабрикантов шелков[ого] товара, – делает всевозможные гадости русским купцам, когда они имеют торговые дела в Лионе. Насколько место русского вице-консула выгодно для такой эксплуатации иностранцами, доказывает тот факт, что ему, Фасмеру, один франц[узский] коммерсант предлагал 6000 франков за назначение его в Руане вице-консулом. Ввиду этого Фасмер очень основательно просит права назначать у себя вице-консулов из военных людей, если уже не хотят назначать русских. Есть еще соображение, заставляющее желать, чтобы вице-консулы наши и консулы не были туземцами-иностранцами: это соображение деликатное, pour pouvoir laver son linge sale en famille[474]. Оказывается нередко, что когда наше военное судно приходит в порт, то вице-консулу поручается свидетельствование счетов на заказы нашего судна; при чем нередко на этого вице-консула налагается обязанность свидетельствовать неверные счеты, то есть счеты с увеличенными ценами против тех, за которые были сделаны поставки. За это или вице-консул получает взятку с поставщика или же кричит на весь околоток про эти хозяйственные проделки русских моряков и ставит консула нашего в невозможное положение.