Начало эры разума - Уильям Джеймс Дюрант

переходит к захватывающему описанию. Венера усмиряет волны, и флот с триумфом достигает Каликута.

На обратном пути Венера и ее сын Купидон устраивают пир для усталой команды; по ее приказу из моря выходят прекрасные нереиды, заваливают дворцовые столы яствами и цветами, утешают моряков едой, питьем и любовью.

Какие голодные поцелуи были в лесу! Какие нежные звуки красивых причитаний! Какая сладкая ласка! Какое безмятежно-скромное настроение Чтоб в яркое веселье знало сладкое превращение! С рассвета до полудня они предавались таким удовольствиям. Как Венера, разгоревшаяся до пламени, Которую мужчины скорее попробуют на вкус, чем осудят, Скорее осуждайте тех, кто не может их вкусить.51

Если кто-то из португальцев пожалуется, что эти строки оскорбляют моногамию, Камоэнс уверяет нас, что роман был совершенно аллегорическим, а нимфы были «не более чем почестями… с помощью которых жизнь возвышалась и утончалась».52 Как бы то ни было, моряки аллегорически возвращаются на свои корабли, и флот находит дорогу обратно в Лиссабон. Поэма завершается обращением к королю с просьбой вознаградить заслуги повсюду, и не в последнюю очередь в этой патриотической песне.

Даже сквозь туман перевода иностранец может почувствовать пульсирующую музыку и лирические экстазы этой замечательной поэмы, горячую кровь поэта-солдата, передающего нам пылкую стойкость и авантюрную историю португальцев в те далекие времена. Сообщается, что Тассо назвал Камоэнса единственным поэтом-современником, с которым он не мог бы помериться силами; а Лопе де Вега, когда испанский и португальский языки были не так далеки друг от друга, как сейчас, оценил «Лузиады» выше «Илиады» и «Энеиды».53 Сегодня поэма — это узы единства, флаг гордости и надежды, где бы ни говорили на языке Камоэнса — в прекрасном Лиссабоне, в декадентском Гоа и Макао, в процветающей, бурно развивающейся, одухотворенной Бразилии.

Сообщается, что Камоэнс, узнав о том, что Филипп захватывает Португалию, чуть ли не в качестве последнего слова сказал: «Я так любил свою страну, что умру вместе с ней».54 Пока жил Филипп, дела в пленной стране шли достаточно хорошо; но его преемники нарушили его клятву. Оливарес предложил объединить две нации и языки в одну; Испания забирала большую часть доходов от португальских колоний и торговли; англичане и голландцы, воюя с Испанией, захватывали или грабили как португальские, так и испанские владения, рынки и флоты. Испанцы теснились в португальских канцеляриях, испанские церковники — в португальских монастырях. Инквизиция наложила тень на португальскую литературу и мысль.

Народное недовольство росло по мере снижения национального дохода, и наконец дворянство и духовенство подняли разгневанный народ на восстание. Поощряемые Англией и Ришелье, патриоты провозгласили Иоанна, герцога Браганса, королем Португалии (1640). Франция и голландцы направили защитные флоты в Тежу, а Франция обязалась никогда не заключать мир с Испанией, пока не будет признана независимость Португалии. Испания была так измучена иностранными войнами, что у нее почти не было людей и денег, чтобы подавить возрождение своего соседа; но когда другие давления ослабли, она послала две армии, общей численностью 35 000 человек, против нового правительства (1661). Португалия смогла собрать только 13 000; но Карл II Английский, в обмен на Екатерину Брагансскую, более красивое приданое и выгодный договор о свободной торговле с португальскими портами на всех континентах, направил в Португалию войска под командованием блестящего генерала Фридриха Шомберга. Испанские захватчики были разбиты при Эворе (1663) и Монтес-Кларосе (1665), а в 1668 году обессиленная Испания признала свободу Португалии.

I. О Дон Карлосе писали Шиллер, Альфиери, Отвей, Мари Жозеф де Шенье, Хуан Перес де Монтальван и др,

II. «В болезненном эпизоде с заключением и смертью дона Карлоса Филипп вел себя благородно» — Encyclopaedia Britannica, XVII, 722c. Ср. Мартин Хьюм, Испания, ее величие и упадок, 150, и Р. Тревор Дэвис, Золотой век Испании, 149η.

III. Хуан де Рибера был канонизирован в 1960 году.

ГЛАВА XI. Золотой век испанской литературы 1556–1665

I. ЭПОХА ОРО

«Велико число божественных гениев, живущих сегодня в нашей Испании», — писал Сервантес в 1584 году.1 Вероятно, тогда он один знал, что является величайшим из них; он еще не написал «Дон Кихота» (1604). К тому времени «золотой век» (1560–1660) был в полном разгаре и великолепии.

Что вызвало этот культурный взрыв, это блестящее скопление светил литературы и искусства? Вероятно, политические, экономические и религиозные победы Испании — завоевание и эксплуатация Америки, власть и прибыль Испании в Италии, Нидерландах, Португалии и Индии, триумф над маврами в Испании и турками при Лепанто. Сегодня нам, далеким от кризисов испанской души, трудно понять, как опасности и успехи тех волнующих лет подогревали пыл католической веры и заставляли большинство испанцев гордиться своей религией не меньше, чем своей кровью. Цензура и инквизиция, которые мы должны были бы считать удушающими, были приняты нацией как военные меры, необходимые для национального единства в крестовом походе против ислама; и испанский разум, которому было запрещено отступать от святого вероучения, взлетел в его узких границах в возвышенный мир художественной литературы, поэзии, драматургии, архитектуры, скульптуры и живописи.

Но это был также век добросовестных ученых и смелых историков, выдающихся работ по теологии, управлению, праву, экономике, географии, классическим и восточным исследованиям. Эрудированный Халлам считал, что «при Филиппе II образование продвинулось дальше, чем при Елизавете».2 Безусловно, образование было более богатым. В многочисленные университеты поступали как бедные, так и богатые; к уже известным университетам в этот период добавилось двадцать новых, а в одной только Саламанке в 1551 году обучалось 5856 студентов.3 «Никто не мог назвать себя кабальеро, если не был также и