Платформа - Роджер Леви

На мгновение я потерял дар речи.

– Я сделал все, что обещал.

– Пожалуйста, говори потише, Алеф. Это на тебя совсем не похоже. Когда я буду свободен, Алеф, когда Он отменит мое испытание, я хочу, чтобы ты был рядом со мной. Ты ведь знаешь, что ты часть меня, Алеф. И ты же правда хочешь вернуть Пайреву и ее ребенка, да?

– Да, – прошептал я.

– Хорошо. Все очень просто, Алеф. Ты сделал свою работу и запустил процедуру поиска моих исцеления и жизни вечной, так что он может продолжаться без тебя. Ты тоже ляжешь в rv. Не в эту же капсулу, конечно, но отправишься в то же море. И когда мы выйдем на волю, ты выйдешь тоже, и мы все снова будем вместе. – Он улыбнулся. – Дело в доверии. Я тебе доверяю, и Он тоже.

Так и случилось. Он знал, что я не смогу ничего сделать. Мы сбросили его – и Пайреву – в море. А следом отправили сарк с его отцом и Спеткином Лигатом.

Да, я знал, что мне придется быть рядом, когда Пеллонхорк проснется. Я тоже должен был лечь в rv, но спать я не собирался. Я намеревался провести это время так же, как тот короткий срок в детстве, бодрствуя в Песни. Никто и никогда не оставался в здравом уме, если делал это больше месяца, но я не мог рисковать безопасностью моей Пайревы. Как бы я ни был уверен, что «ПослеЖизнь» выживет, рисковать я не мог. И я всем сердцем желал вернуть ее, и я так сильно хотел увидеть нашего ребенка.

Поэтому я тоже погрузился в rv.

КлючСоб 45: во сне

Годы шли и шли. Я наблюдал за всем из своего сарка. В состоянии гиперсомнии я странствовал по Песни, бродяга и искатель. Из своего сна я говорил с Системой. Когда мне нужно было прямое общение, я с легкостью притворялся интерфейсом программы.

Я поддерживал и расширял «ПослеЖизнь», и, так осторожно и незаметно как мог, вел поиск Пеллонхорковых семян уничтожения, чем бы и где бы они ни были. Жизненно важно было, чтобы Малах и тот, кто придет ему на смену, не знали о моем присутствии, поэтому я не осмеливался искать слишком настойчиво или вмешиваться слишком явно.

Я не нашел ничего. Казалось, что семян не существует. Была только предсказуемо подозрительная деятельность Шепота.

Конечно, я не мог быть в этом уверен, потому что мне приходилось вести свое расследование тайно. Если бы Пеллонхорк обнаружил, что я делаю, он мог запустить свой апокалипсис. Я мучительно сознавал, что он всегда был хитрее меня. Я мог сосчитать все листья на всех деревьях во всех лесах, выросших в моей голове за время нашего сна, но не мог предсказать его действий. Я гнался и гнался за ним, и боялся, что никогда не поймаю. Мы были как два бегуна на противоположных сторонах одной и той же ленты Мебиуса, вечные преследователи и преследуемые.

А время шло, время шло.

Если бы у меня не было другой работы, думаю, я сошел бы с ума. Как бы идеальна ни была «ПослеЖизнь», ничто в Системе не было неуязвимым. Как боговерие старой Земли не смогло пережить бегства со своей родины, так и «ПослеЖизнь» могла потерпеть неудачу. А если бы она потерпела неудачу, Пайреву, мою любовь, и нашего с ней ребенка ждала бы смерть.

И поэтому я трудился, чтобы сделать «ПослеЖизнь» незаменимой и поддерживать ее. Она проникла во все сферы человеческой жизни. Я создал ПараСайты, чтобы они обслуживали все возможные аспекты человеческой натуры. Я оказал поддержку чиновникам Администраты, и они позволили «ПослеЖизни» сделаться одним из объектов налогообложения. Постепенно я сделал так, что без ее скрытых кодов и связей не могла работать даже Песнь.

Однако при всем этом, при всем том глубоком проникновении в Систему, которого я добился, я все равно не мог раскрыть секрет Пеллонхорка.

Так и получилось, что с течением лет «ПослеЖизнь» стала для Системы важнее, чем что бы то ни было. Она добилась такого успеха, что Шепот время от времени подумывал серьезно ею заняться.

И это было интересно, поскольку каждый раз, когда эта идея высказывалась на уровне их Совета, они ее отбрасывали.

Почему они отказывались от нее? Не из-за того, что «ПослеЖизнь» была слишком сильна, – узнать, какой силой она обладает на самом деле, они не могли. Они отказывались потому, что Пеллонхорк давил на собственную организацию. Малах и его преемники, Джира и Тактиэль, и все те, кто пришел за ними, – все они направляли Шепот в сторону от «ПослеЖизни».

Пеллонхорк был не так активен, как я, но и не пребывал в постоянном сне. Он – на своей стороне той ленты Мебиуса, по которой мы бежали, – держался со мной на равных. Я чувствовал топот его подошв своими.

Когда я, время от времени и недолго, спал по-настоящему, мне снилась Пайрева. О любовь моя! Я должен был спасти ее. Я намеревался отобрать ее у Пеллонхорка и никогда больше не отпускать. И еще мне снился наш ребенок. Я думал о своих родителях и об их любви. Меня терзали такие ужасные муки.

Но я держался. Необходимо было следить за состоянием болезни Пеллонхорка. Большинство сарков, колеблемых огромным морем, ждали, когда проголосуют за их обитателей, но были, конечно же, и три других, с пассажирами которых обращались иначе: мой, и Пеллонхорка, и Итана Дрейма со Спеткином Лигатом. Эти сарки и шесть жизней, которые в них содержались, были главной и единственной причиной существования «ПослеЖизни», и их в разное время поднимали в специальную камеру на самой крупной и самой надежной платформе для техобслуживания и для проверки состояния Пеллонхорка.

О, как я мечтал о моей Пайреве.

КлючСоб 46: преграда

Болезнь Пеллонхорка развивалась медленно, но неумолимо. Она адаптировалась к существованию в сарке, не распространяясь, но постепенно мутируя. Как?

Мои клинические лаборатории по всей Системе – все пятьдесят восемь – непрерывно работали с биопсиями и моделями. Им было известно лишь то, что это уникальный образец патологии, и все они трудились не зная друг о друге. Каждая сосредотачивалась на единственной грани проблемы.

А потом, годы спустя, случился прорыв. Со мной связался Ягетон, мой блестящий ведущий научный сотрудник лаборатории, работавшей над предиктивными мутациями. Как и все остальные, он думал, что общается с ИИ.

Он создал пьютерную модель поведения опухоли Пеллонхорка и пытался, исходя из нее, произвести обратную биоинженерию и таким образом в точности воссоздать изначальный метавирус в «наивных» клетках, собранных с кожи Пеллонхорка. Стоило нам убедиться, что мы понимаем, как он работает, – и задача найти лечение сделалась бы относительно простой.

– Готово. – Ягетон выглядел измотанным. – Я его воссоздал.

Он говорил со мной, но взгляд его был на другом блоке монитории.

ХОРОШО.

– Ничего хорошего в этом нет. Мы изолировали его. Я закрыл лабораторию.

ПОЧЕМУ?

– Это идеальный убийца. Я никогда об этом не спрашивал, биопсийные материалы предоставлялись нам безо всякой истории, но – откуда они?

ЭТО НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЯ.