Воды Дивных Островов - Уильям Моррис

И сделав это, все пошли в дом, веселясь и радуясь.

Два дня спустя наступил назначенный день, в который Осберн должен был увидеть свою подругу с другого берега. Он почти спокойно отправился на встречу и, подойдя к реке, увидел Эльфхильд над водой напротив. Девочка спросила, не случилось ли с ним за эти дни чего нового.

– Многое, – ответил отрок, – ибо я совершил дело не по своим годам, не по детским плечам: я убил человека.

– Ну и ну, – удивилась она, – и ты можешь спать после этого?

Осберн сказал:

– Да, и без снов. Ведь, скажу я тебе, правда была на моей стороне.

Эльфхильд спросила:

– И что же такого он сделал, что ты должен был убить его?

Осберн ответил:

– Он заносчиво вошёл в наш дом, собираясь присвоить себе всё наше добро, а нас выставить на улицу или обречь на неволю.

Эльфхильд вновь спросила:

– Но скажи мне, как ты убил его? Он был пьян или спал?

– Нет, – ответил Осберн, – я вызвался стать защитником деда, и грабитель взял в руку меч, а я другой, и мы сражались, и я одолел его.

Девушка спросила:

– Он был малодушным, трусом или не умел обращаться с оружием?

Осберн покраснел:

– Он был крепким мужем, храбрым человеком и, говорят, обладал большим умением по части сражений.

Эльфхильд, бледная, с потупленным взором, застыла в молчании.

Осберн же спросил:

– В чём дело, Эльфхильд? Я-то думал, ты будешь расхваливать меня за мой поступок. Знаешь ли ты, что этот человек был чумой для всей округи и я освободил мирных людей от проклятья?

– Не гневайся на меня, Осберн, – ответила девочка. – Я и в самом деле как в воду опущенная, ибо теперь вижу, что ты больше не можешь быть моим другом, ты станешь мужчиной прежде времени и будешь искать того, что желают мужчины, и тебе больше подойдут стройные расцветшие девы, а не такой нелепый оборвыш, как я.

– Послушай, Эльфхильд, – произнёс Осберн, – зачем бежать навстречу беде? Неужели я стал хуже, чем был в прошлый раз?

– Нет, – ответила она. – Я вижу в тебе славного воина, и с твоей стороны так любезно приходить сюда, не пропустив ни одну из наших встреч.

– Вот теперь ты мила, – сказал Осберн, – не сделаешь ли что-нибудь мне на радость? Не созовёшь ли дудочкой овец?

– Нет, – ответила девочка, – не созову, я не хочу скакать, словно дурочка, показывая тебе свои худые костлявые ножки. Была бы я взрослой женщиной, то не обнажила бы ног и до щиколотки. Кроме того, ты смеёшься над тем, как я скачу и прыгаю среди этих глупых комков шерсти, а я не хочу, чтобы ты надо мной смеялся.

– Эльфхильд, милая моя, – произнёс он, – ты не права. Я не насмехался над тобой, я смеюсь только от удовольствия видеть твои милые движения и изящный танец, подобный трепетанию липовых листьев свежим летним утром.

– Так откуда же мне это знать? – возразила она. – В любом случае, не проси меня сегодня танцевать, я лучше сяду и расскажу тебе славную сказку о давно прошедших временах, такую, какой ты никогда ещё не слышал. Она будет о море и кораблях, да о морской жене, пришедшей в людские жилища.

Осберн сказал:

– Я бы очень хотел посмотреть на море и походить под парусом.

– Да, – согласилась Эльфхильд. – Но возьмёшь ли ты меня с собой тогда?

– О да, – ответил Осберн.

И оба они забыли о Разлучающем потоке, о том, что никогда не смогут встретиться. Они сидели, каждый на своём берегу, а посередине текла страшная река, и только сказка да нежные речи их не ведали водных границ. Так прекрасно закончился день и их встреча.

Осберн и Стефан поговорили с хозяином и попросили его жить не столь скаредно, ибо у них был не только хороший запас еды, одежды и тому подобного, скопившийся за долгое время, но и прекрасные дары Странника. Более того, запасы пополнились и трофеями Хардкастла, ибо после него остались многочисленные богатства, по большей части серебро и золото, и всё это, кроме оружия, Осберн отдал деду. И хозяин послушался их, позволив себя уговорить, и пока зима была ещё молода, прежде чем выпал снег, заваливший дороги, он поехал с Осберном вниз по течению, заглядывая во многие самые разные поселения, в том числе побывал и там, где жила девица, составившая Осберну пару в праздник середины зимы на Расколотых холмах. Осберн решил, что девица эта красива и мила, она же радостно поприветствовала его и поцеловала, правда, он был уже не столь расположен к этому, как в тот раз, ибо решил, что она поцеловала его как ребёнка, а не мужчину.

Но что бы там ни было, а хозяин нанял шестерых работников, троих мужчин, двое из которых были молоды, и трёх женщин, всех молодых: одну пригожую, одну сварливую и одну серединка на половинку. Между делом следует сказать, что если бы он дождался весны, чтобы нанять их всех, то вряд ли нанял бы, ибо о Ведермеле в округе ходила дурная слава. Зато, когда все прослышали, что господин Николас нанимает работников с середины зимы, этого известия хватило, чтобы решить, будто он изменился, став теперь более щедрым. А потому Николас возвратился домой с работниками, ехавшими за ним верхом (ибо он захватил для них коней), и с тех пор хозяйство в Ведермеле было не хуже, чем в любом другом месте долины.

В середине зимы Осберн вновь ездил к Расколотым холмам, и вновь та самая девица по имени Гертруда веселилась с ним. На этот раз Осберну показалось, что целовала и ласкала она его не совсем так, как ласкают ребёнка, хотя вы скажете, что о таких вещах он знал мало. Ибо когда они, как и подобает всем парам на празднике, целовались, она совсем не хотела отрывать свои уста от его уст. И когда в самом конце праздника им нужно было расстаться, девушка подставила ему щеку для поцелуя, тяжело вздохнув. Он же поцеловал её беспечно, ибо тогда всматривался в толпу на том берегу, пытаясь среди других женщин различить очертания Эльфхильд, как делал он всякий раз в тот день, когда на то выпадал случай, впрочем, желаемого он не достиг ни разу.

Три дня спустя Осберн встретился с Эльфхильд и спросил её, ходила ли она на праздник, и она ответила, что там её не было, что её тётушки ходят туда каждую зиму, но всегда оставляют её дома. Затем, улыбнувшись, она добавила:

– На этот раз они вернулись, расхваливая тебя на все лады, ибо до нашей стороны дошла весть об убийстве грабителя. Одной из моих тётушек, той, что помладше, тебя показали, и она говорит, что ты самый красивый юноша, какого ей когда-либо приходилось видеть, и не сильно ошибается на этот счёт.

Осберн засмеялся и покраснел, и поделился с ней тем, как провёл время на празднике. Казалось, Эльфхильд не доставило удовольствия услышать о прекрасной девушке, которой так нравилось целоваться, зато она искренне обрадовалась, когда Осберн поведал, как усердно он высматривал её на другом берегу. Так прошла большая часть короткого дня их встречи. Этот день был очень важен для них, ибо всю зиму, когда землю покрывал снег и трава на берегу не зеленела, овец запирали в загонах и овчарнях и не пасли, и Эльфхильд трудно было придумать предлог, чтобы выбраться из дома. Встречи с Осберном случались реже, чем прежде, более того, часто Осберн напрасно приходил к условному месту – Эльфхильд не было там, и юноша, хотя и знал, что в этом не было вины его подруги, всё же возвращался домой печальным.