Кузница Тьмы - Стивен Эриксон

себе в живот, ощутив расступившуюся кожу, а затем внезапное тепло крови и ровное биение сердца совсем рядом. Пальцы ее сомкнулись на фигурке из обожженной глины. Вытащив фигурку, Олар Этил присела, чтобы сполоснуть ее в воде, а затем выпрямилась и протянула ее Драконусу:

– Для твоего сына.

– Олар Этил, не тебе его защищать.

– И тем не менее.

Мгновение спустя Драконус кивнул и взял у нее фигурку.

Сжав на прощание плечо женщины, он пошел прочь.

Она провела пальцами по животу, но рана уже снова затянулась.

– Забыла спросить: какое имя ты дал сыну?

Драконус обернулся. Когда он ответил, Олар Этил сперва удивленно ахнула, а потом рассмеялась.

Аратан спал беспокойно. Его мучили ночные кошмары: детские трупы, плавающие в черной воде пруда. Он видел отходившие от маленьких животов веревки, словно бы каждый из них был к чему-то привязан, но потом вдруг оказывалось, что это не так: концы веревок были обрубленными и растрепанными. Созерцая эту сцену, Аратан вдруг с внезапной уверенностью почувствовал – как это бывает во сне, – что некий странный источник глубоко под землей изливает из себя не воду, но этих самых утонувших младенцев и поток их бесконечен.

Шагая по ним, юноша ощущал, как поддаются под его весом их мягкие тельца, причем сам он с каждым шагом становился все тяжелее, пока наконец не послышался странный треск, будто ломались льдины, и Аратан рухнул в…

Парень проснулся весь в поту, чувствуя боль в груди: он слишком долго задерживал дыхание, пытаясь противостоять воображаемому давлению.

Аратан сел, оглянулся вокруг и понял, что утро еще не наступило. Его отец стоял возле лошадей под странными деревьями. Казалось, будто Драконус смотрит на восток – в сторону селения или, возможно, еще дальше.

«Кто знает, – подумал Аратан, – возможно, он видит сейчас сам Харканас, Цитадель и скрытую во тьме женщину, восседающую на троне».

На Троне Ночи. Снова завернувшись в одеяло, Аратан уставился на звезды над головой. Их искаженные узоры наводили на мысль о лихорадке, сводящей мир с ума, и ощущение этого безумия повергало в ужас маленького мальчика, в глазах которого стояли холодная вода и осколки льда, а мать не приходила на его зов, как бы он ни плакал.

Когда-то он был этим мальчиком. Но сколько бы у него ни возникало вопросов, со временем все они отступали прочь, ибо ответить на них было невозможно. Аратан подумал о даре, который ему предстояло принести Повелителю Ненависти, и понял, что дар этот настолько мелок и бесполезен, что вполне может показаться оскорблением. Но у него ничего больше не было.

Раскан считал, что Олар Этил – мать Аратана, но юноша знал, что это не так. Он понятия не имел, откуда взялась эта уверенность, однако не пытался ее оспаривать. Скорее уж ведьма напомнила ему сестру Подлость в раннем детстве, когда девочка, еще совсем маленькая и пухленькая, только училась ходить. Она очень любила забираться в разные укромные места, улыбаясь и напевая, поскольку еще не знала, что означает данное ей имя. Что-то в лицах их обеих, юном и старом, показалось ему очень похожим.

Услышав шаги, Аратан поднял голову и увидел стоящего над ним отца. Мгновение спустя Драконус присел рядом, держа в руках глиняную фигурку, которая, казалось, так и кричала о похоти, поразив юношу своей чрезмерной чувственностью. Один из даров ведьмы.

– Это тебе, – сказал отец.

Аратану захотелось отказаться, но вместо этого он сел и взял фигурку.

– Скоро рассветет, – продолжал Драконус. – Сегодня я отошлю Ринта, Ферен и Раскана обратно.

– Обратно?

– А мы с тобой поедем дальше, Аратан.

– Мы бросим их?

– Они нам больше не нужны.

«А потом, в один прекрасный момент, ты бросишь и меня тоже. Я стану больше тебе не нужен».

– Отец, – попросил юноша, сжимая фигурку в руках, – не трогайте ее.

– Кого?

– Ферен, – прошептал он.

«И дитя, которое она носит. Мое дитя».

Аратан увидел, как посуровело лицо отца.

– Не будь глупцом, Аратан. – Он нахмурился еще сильнее.

– Просто оставьте их в покое. Пожалуйста.

– Я ничего им не сделаю, – проворчал Драконус и быстро выпрямился. – Поспи еще, если получится. Нам сегодня придется далеко ехать.

Аратан снова опустился на жесткую землю, прижимая фигурку к груди, будто младенца. Он только что воспротивился отцу, пусть даже требование его и прозвучало как мольба. Настоящий сын умеет проводить линии на песке, заявляя права на собственную жизнь и все то, что он считает в ней важным. Именно это означало взросление – право на свою территорию и право ее защищать. Настало время соперничества, поскольку им обоим не хватало места, и прежнего спокойствия как не бывало, но, возможно, когда-нибудь оно сможет вернуться. Если позволит отец. Если захочет сын. Если оба они найдут общий язык.

Аратан задумался о том, перестанет ли он когда-нибудь бояться отца, а потом, глядя на водоворот звезд на бледнеющем небе, представил себе то время, когда отец начнет бояться его самого. Наступит ли оно?

Ему показалось, будто он слышит шепот ведьмы: «Там огонь, мой мальчик. Когда любовь твоя станет невыносима, призови этот огонь».

Гладкие очертания фигурки в его руках излучали тепло, будто обещая жар любви.

Когда Аратан закрыл глаза, к нему снова вернулся кошмар, и на этот раз он увидел на дне пруда женщину, которая совала руку себе в живот и вытаскивала оттуда младенцев, одного за другим. Она перекусывала веревки и отталкивала от себя детишек, которые беспомощно тонули.

На краю пруда собрались другие женщины, извлекая из воды безжизненные тельца. Они запихивали младенцев себе в животы, а потом уходили.

Но одна женщина осталась, и поверхность пруда перед нею была чиста: ни единого трупика. Она не сводила взгляда с воды, и Аратан услышал ее тихое пение. Слов он понять не мог, но они разрывали душу. Когда незнакомка повернулась и пошла прочь, Аратан понял, что она идет к морю. Она уходила, чтобы никогда не вернуться, а потому так и не увидела самого последнего малыша, который боролся с обломками льда, пытаясь дотянуться до руки, которой не было.

А на камне, глядя на все это, сидел его отец и резал веревки на куски подходящей длины.

Раскан проснулся поздним утром, ощутив, как лучи солнца вонзились в его мозг подобно зазубренным копьям. Ругая себя за слабость, он медленно сел.

Двое пограничников растянулись в тени деревьев. Позади были все так же привязаны лошади, но их почему-то оказалось меньше, чем обычно. Сержант призадумался было, куда могли подеваться остальные, но тут