Небеса с молотка. В погоне за ближним космосом - Эшли Вэнс

выбрали именно это место по причине правильного расположения в сочетании с дешевизной и минимумом ограничений. Тут мы могли построить что угодно без специальных на то разрешений, что немаловажно для снижения себестоимости и ускорения работ. Тут не действуют никакие нормативы по уровню шума или еще каким-то параметрам, которые мешали бы нам делать всё, что нужно.

ПОЛЯКОВ: Наша земля! Взгляни, как она прекрасна! Ферма по выращиванию светлячков.

МАРКУСИК: Ракетное ранчо. Мы платим за весь этот участок всего триста долларов в год земельного налога, потому что он проходит как сельхозугодье. Макс у нас фермер.

ПОЛЯКОВ: Так я же и есть фермер в натуре, а ракетостроение – это у меня хобби такое. О! Глянь туда. Вон они, мои милые буренки!

МАРКУСИК: Ага, их там что-то около сотни голов пасется. Эти коровы всякого тут насмотрелись.

ПОЛЯКОВ: Милые такие коровки! Ты посмотри, посмотри, какие красавицы! Под стать полигону! Вон еще коровы! Огромное же у нас поголовье! Мы, типа, космические олигархи на коровах.

МАРКУСИК: На говядине. Это мясная порода.

ПОЛЯКОВ: Говядина!

МАРКУСИК: Говядина и ракеты.

Ладно. Пойдем взглянем кое на какое железо, но сначала я тебе хочу показать новые стенды. Мы вторую ступень строим прямо на стенде.

ПОЛЯКОВ: И всё с нуля! Взгляни-ка вон на ту корову. Что у нее там между ног, не член, часом?

МАРКУСИК: Нет, вымя, похоже. Ха! Четырехчленная корова! Пойдем-ка вон туда. По-моему, оттуда будет виднее.

Как Макс уже сказал, мы всё это строим с нуля. Здесь был коровий выгон – и всё. Под почвой тут мергель, самое то на щебенку для дорожного полотна. Мы сами тут себе сделали маленький карьер, добыли его, сколько нужно, измельчили и сделали все подъездные пути. У нас вообще тут всё самопальное. Все сварные конструкции, вообще всё, что ты видишь, сделано прямо тут, вот в этих ангарах. В SpaceX я поначалу заведовал испытательным полигоном и много чему там по-настоящему научился в прикладном плане. Думаю, именно этим мы скоро и будем выделяться из общего ряда.

А вон там, подальше, – цех композитных материалов. Мы там смеси готовим. Еще у нас есть стерильные помещения для сборки двигателей и систем подачи жидкого топлива. А вон там печь для обжига деталей из композитных материалов.

ПОЛЯКОВ: У нас тут хэви-метал, а не Кремниевая долина. Понимаешь?

Тяжелый металл! Сколько сегодня еще будет тестов? Огневое испытание двигателя будем еще проводить?

МАРКУСИК: Я им велел дважды в день проводить. Прогнали тест. Сняли движок со стенда. Исправили. Поставили обратно. Прогнали еще раз. Хотим построить еще один корпус вон там, за той рощицей. Его можно укрепить как Аламо[206], заодно вот и Макса там укроем, как за каменной стеной, от всяких иммиграционных властей.

ПОЛЯКОВ: Ты меня лучше там от русских шпионов и убийц укрой, которые скоро явятся сюда по мою душу.

МАРКУСИК: Да без проблем: как придут русские, укрывайся там себе на здоровье и посылай их из-за стены туда, откуда вылезли, на понятном им языке: «Пошли на …!» Я правильно говорю?

ПОЛЯКОВ: Так мы едем уже в «Пивной амбар» или не едем?

МАРКУСИК: А зачем? У нас же и в офисе пива полно.

ПОЛЯКОВ: Да ну его, поехали лучше в «Пивной амбар»! Звучит-то как!

МАРКУСИК: Окей, поедем, догонимся пивком. А ты уверен, что они в два часа дня открыты?

ПОЛЯКОВ: Да открыты они, точно говорю! Что им там еще делать? В «Пивной амбар»!

29

По воле Всевышнего

История жизни Тома Маркусика проста и стара как мир. Всевышний послал его на Землю с миссией распространить человеческий разум по всей Вселенной.

Родился и вырос Маркусик в рабочем поселке Манчуа на северо-востоке Огайо. Отец его вкалывал на конвейере General Motors, зато семья не жаловалась, живя в загородном доме, в экологически чистых окрестностях которого Том с парой братьев промышляли охотой на лис и ондатр[207]. Хотя со временем его затянет в водоворот самых эзотерических знаний из области физики, Маркусик сызмала познал, что люди вокруг зарабатывают себе на жизнь больше тяжкими трудами, нежели светлыми мозгами. «Я вырос в семье очень скромного достатка, дававшегося тяжелым трудом, и в анамнезе у нас не было ни единой белой научной кости, – говорил он. – В той части страны образование было ни к чему. Хватало рабочих мест в промышленности, вот народ этим и довольствовался».

В тринадцать лет Маркусик устроился на семейную ферму Стачовски, разводившую арабских скакунов, и занимался там поначалу уходом за лошадьми, уборкой навоза и заготовкой сена. Со временем он доработался там до должности механика и еще подростком получил первый опыт работы с машинами, почувствовал вкус к запаху масла и работе со слесарными инструментами, а главное – своим умом постигал устройство машин, «самую суть инженерии», по его словам. «Если разобрать какую-нибудь сеновязальную машину, там же внутри целый сад чудес, – сказал он. – Это же реально нечто из разряда машин Руба Голдберга[208] с массой металлических деталей и узлов, которые все должны вертеться, крутиться и скользить исключительно слаженно. Ментально труднее всего давалось продираться сквозь все эти навороты в поисках корня проблемы, после того как само это занятие давно обрыдло».

Неожиданным бонусом работы в коневодческом хозяйстве стало знакомство Маркусика с людьми совершенно особого рода. Лучшие арабские кони стоили под миллион долларов. И летом посмотреть им в зубы и испытать в деле приезжали исключительно богачи и дети богачей. Выезжал Маркусик и на конные выставки-ярмарки по всей стране. В ходе этих поездок он постепенно сделался своим в том слое общества, доступ в который при ином стечении обстоятельств пареньку из среднезападного захолустья был бы заказан[209].

Родители Маркусика редко интересовались тем, как у сына обстоят дела в школе, да и надобности в этом у них, по большому счету, не было. Тома с детства тянуло к наукам с такой силой, что сам он называл школу «местом раскрепощающим и чарующим одновременно», – ведь это было царство, где он всё контролировал, а от него никто ничего