Филантропы в рваных штанах - Роберт Трессел

Пол уже весь был затоплен водой пополам с мусором и грязью − целое море отбросов.

В помещении для мойки посуды они оставили открытыми оба крана, а так как сток в раковинах был забит грязью, вода заполнила раковины до краев и стала низвергаться на пол, образуя миниатюрные ниагарские водопады.

Вода протекла под дверьми на задний двор, а по коридору добралась до парадной двери. Билл Бейтс и Забулдыга с хохотом и бранью продолжали лить ведра воды на стены, двери и гардероб.

Они в очередной раз наполнили два ведра и несли их на кухню, когда услышали в коридоре крикливый голос Хантера. Он интересовался, откуда это, черт возьми, натекло столько воды. Они слышали, как он подходит к дверям, и ожидали его с полными ведрами. Как только Скряга открыл дверь и всунул голову, они метнули в него оба ведра. К сожалению, оба были слишком пьяны, чтобы попасть в цель. Одно ведро ударило в перекладину двери, другое в стену.

Скряга поспешно захлопнул дверь и побежал наверх, вскоре оттуда спустился десятник и позвал буянов в коридор.

Они полюбопытствовали, что ему надо, и он им сообщил, что Скряга пошел в контору, чтобы дать им расчет; они должны заполнить свои рапортички и немедленно идти за деньгами. Скряга сказал, что, если их там не будет через десять минут, он упрячет их за решетку.

Забулдыга заявил, что они и не желают ничего другого, кроме как немедленно получить свои деньги − они истратили все подчистую, а им хочется еще выпить. Билл Бейтс согласился с ним, они взяли у десятника огрызок карандаша, заполнили свои табели, сняли фартуки, уложили их в ящики для инструментов и отправились в контору за деньгами, которые Скряга выдал им из окошечка в дверях.

Слух об их подвиге к вечеру распространился по городу, и несмотря на то, что был июль, на следующее утро в шесть часов с полдюжины рабочих ожидали у мастерской Скрягу, чтобы спросить его, нет ли надежды на работу.

Билл Бейтс и Забулдыга покуражились вдоволь и за это и были уволены, и большинство рабочих утверждало, что поделом. Слишком много себе позволили. Рабочие почти всегда так говорят, если кого-то увольняют, каковы бы ни были обстоятельства дела, им несвойственно питать сочувствие друг к другу.

Частенько, например, как только одного из рабочих переправят на другое место, остальные тут же соберутся и давай рассматривать его работу, выискивать всяческие огрехи, показывать их друг другу и злословить о том, кто ушел.

− Ты посмотри только на эту дверь, Джим, − говорит один из них с выражением глубокого отвращения. − Что он с ней натворил? Видел ты когда-нибудь в своей жизни такое дерьмо? А еще называется маляром!

Второй, огорченно покачивая головой, заявляет, что хотя тот, кто красил эту дверь, сроду не считался настоящим рабочим, все равно, если бы он постарался, то смог бы это сделать хоть немного лучше, да ведь не любит тратить время на то, чтобы делать работу как следует, все-то ему некогда, все-то он спешит. Он и работал-то в этой комнате всего четыре часа. Ему бы работать с поливальной цистерной − так торопился, сукин сын, что сам себя не мог разглядеть из-за пыли. И тогда первый замечал: пусть другие работают, как им нравится, но что касается его самого, то он спешить не собирается и разводить в комнате черт-те что − тоже.

Второй рабочий вполне разделял его чувства и заявлял, что и он не намерен надрываться ради чужой выгоды, после чего они расходились по своим комнатам и набрасывались на работу как бешеные, то есть делали все то же, что и тот, кого они только что честили, а некоторое время спустя один из них куда-либо отлучался, и тогда другой шел в его комнату, критиковал его работу и подмечал все промахи, показывая их тому, кто оказался под рукой.

Харлоу работал в бывшем кафе, когда однажды ему принесли записку от Хантера. Она была нацарапана на клочке обоев так, как обычно писались такие записки − словно автор стремился избежать какого бы то ни было подозрения в излишней грамотности:

«Харлоу, иди мастерскую сейчас же бери с собой инструменты. Красс скажет тебе куда дальше идти.

Дж. X.»

Рабочие как раз заканчивали обед, когда мальчишка принес эту записку, и Харлоу, прочитав ее вслух, заметил, что написана она в стиле, каким обычно говорят собакам. Остальные ничего не сказали, но, когда он ушел, все они − искренне считавшие нелепым со стороны «таких, как они», ожидать или требовать, чтобы к ним обращались с элементарной вежливостью, − принялись смеяться насчет того, что Харлоу, кажется, воображает, будто он что-то такое представляет из себя; не иначе это книги на него подействовали, которыми его снабжает Оуэн. Потом один из рабочих достал листок бумаги и сочинил записку, чтобы вручить ее Харлоу при первом же удобном случае. Записка была тщательно составлена в выражениях, подобающих джентльмену, аккуратно сложена и снабжена следующим адресом:

«Мистеру Харлоу, эсквайру Королевское кафе Макароны до востребования

Мистер Харлоу,

Уважаемый сэр, не будете ли вы так любезны, чем весьма обяжете меня, прийти в малярную мастерскую, как только сочтете это удобным, дабы милостиво заняться потолком, требующим побелки, надеюсь, я не слишком затрудню вас этой просьбой.

Остаюсь уважающий вас Понтий Пилат».

Записка эта была прочитана вслух и очень развеселила честную компанию, затем автор спрятал ее в карман, чтобы при удобном случае вручить Харлоу.

Когда автор записки шел в свою комнату продолжать работу, его окликнул другой рабочий, заглянувший в комнату Харлоу и обнаруживший там несколько огрехов, которые он и показал приятелю, и, конечно, оба они стали возмущаться Харлоу.

− Не пойму, почему старший держит его на работе, − сказал первый. − Между нами говоря, если бы я отвечал за эту работу, а Скряга прислал мне Харлоу, я бы отослал его ко всем чертям обратно.

− Я бы тоже, − согласился второй, отправляясь на свое место. − Совершенно верно, старина, я бы тоже не стал держать его.

Из этого не следует, что эти двое рабочих плохо относились к Харлоу, они были с ним в самых приятельских отношениях − в его присутствии − так же, как и со всеми другими − в их присутствии, − просто так уж у них водилось, вот и все.

Если бы любой из них ушел вместо Харлоу, оставшиеся точно то же стали