Кисельные берега - Анна Осьмак

но… Как по-другому-то? Она всего лишь женщина, к тому же рабыня, наложница и иноземка. Как ещё в существующей системе ценностей на неё должны смотреть? Вот и эта благородная морда – всего лишь продукт системы, ничего личного…

«Продукт системы» по-свойски поклонился султану и поднял на него вопросительный взор, не ожидая и не чуя, видимо, приближающейся грозы.

Но гроза грянула, покапав для начала наводящими вопросами, а после пролившись на роскошный тюрбан высокого сановника ядовитыми замечаниями, жёлчными обвинениями и недвусмысленными угрозами. Тюрбан удар смягчил, но не отвёл – надо было как-то выкручиваться. Надо было срочно мобилизовать всю свою придворную изворотливость для спасения собственной жизни и доходного места.

Визирь среагировал незамедлительно: он пал на колени и принялся клясться Аллахом, что слышать не слышал никогда - и даже предположить не мог! – способности к сказкам у своей единственной дочери. Завистники, о величайший из шахов (да продлятся годы его благословенного владычества!), ещё не то наговорят на верного слугу, лишь бы очернить его в пресветлых глазах господина и повелителя! Слава всевышнему, глаза эти столь проницательны, а ум их обладателя так остёр и всеведущ, что визирю незачем бояться наветов, ибо великий шах всегда отличит зёрна от плевел, а честные речи своих верных рабов от лжи заговорщиков! И… кто же посмел выдумать подобное, о богоравный наш повелитель?

- Завистники? Заговорщики? – лязгнул волчьими зубами богоравный. – Это всего лишь жалкая наложница, Ахмад! На что ей твоё погубление? Для компании на утренней плахе? Ха!

Взгляд визиря вновь корябнул Киру, но на этот раз уже более ощутимо – холодное удавье безразличие сменилось колюче-ледяной враждебностью. Возможно, ей стало бы под этим взглядом не по себе, если бы она так не нализалась. Но в радужной дымке опьянения нюансы изменившегося отношения могущественного царедворца к бесправной рабыне казались совершенно несущественными. Поэтому наложница панибратски помахала ему рукой и с аппетитом впилась зубами в зажаренную перепёлку.

- О пресветлый шах! Стоит ли придавать значение её глупым измышлениям? Эта дурёха всего лишь повторяет пущенную кем-то коварную сплетню и…

- Ну хватит! Довольно! Я устал слушать это бессмысленное блеяние! Мешок твоих оправданий, Ахмад, ты можешь заменить всего одним действием: пошли раба за дочерью твоей. Пусть явится она немедля, пусть порадует нас своим приятным обществом. А мы уж сами высочайше определимся – есть ли у неё какие-никакие таланты, и в чём они состоят…

Визирь открыл было рот для ответа, но Шахрияр предупредил его новые попытки к спасению:

- Не вздумай только, - скривил он толстые губы, - поведать нам, что дочь твоя ныне в летней резиденции близ Исфахана. Или больна. Или пропала без вести. Или любую другую вымученную тобою ложь, недостойную ушей наших. Ты понял?

Визирю оставалось только молча поклониться.

- Так-то лучше, - одобрил султан и зло уставился на сановника. – Что же ты медлишь? Отправляй раба, а мы подождём, - и он, полулёжа на подушках, протянул ближайшей рабыне ногу. Та торопливо потянула с неё сапог. – Готова ли моя купальня?

Купальня – полукруглый бассейн с горячей водой и лепестками роз – конечно же, была готова. Попробовала бы она не подготовиться по первому же требованию – узнали бы тогда спины нерасторопных рабов всю тяжесть хозяйского недовольства. Но пока придраться было не к чему. Поэтому «богоравный» просто пнул разувшую его рабыню и поковылял на коротких и мохнатых, словно у хоббита ногах к бассейну. Здесь две другие девицы продолжили разоблачать повелителя от шелков и парчи, третья спешно подливала в подостывшую воду кипяток из чернолаковой греческой амфоры.

Когда султан заквасился, наконец, в своих лепестках, блаженно оттопырив нижнюю губу, визирь отвёл от него полный подобострастного восхищения взгляд и мотнул головой своему рабу. Тот приблизился.

- Слышал, что приказал нам повелитель? (да будет благополучен он во веки вечные!)

Раб выжидательно уставился на своего хозяина – должен он был слышать? А если должен, то что именно? Неужели то самое, что было сказано?

- А коли слышал – так выполняй! – прошипел визирь раздражённо. –А это, - он стянул с пальца массивный перстень с синим камнем, - отдай палачу, - раб переватил брошенный перстень, как обученная собака палку. – Распорядись от моего имени, чтобы смерть приведённой к нему нынче поутру наложницы не была бы чрезмерно лёгкой и быстрой, - он уставился на Киру тяжёлым взглядом. – Сам проследишь за исполнением… Если в день казни вернёшься только к вечеру – не взыщу.

Кира подавилась перепёлкой. Закашлялась.

- Э! – посчитала нужным высказать она своё возмущение. – За что, дяденька? Я не согласна! – побарахтавшись в подушках и перевернувшись на карачки, принялась подниматься. – Давай обсудим!

- Мне нечего обсуждать с жалкой рабыней.

- Разве? – Киру порядочно штормило, но мозг отчего-то работал быстро и ясно. – Разве нечего? Ты уж прости меня, Ахмадушка, - покаялась она, - влип ты, конечно, по моей вине, не скрою – но я ж не со зла! Во спасение, как говорится… собственное… Вот и ты сейчас о спасении подумай: как от дочери топор палача отвести, а не как мне напоследок мучений прибавить!

- Болтливая ослица! – прошипел визирь. – Если ты сейчас не закроешь свой поганый рот и не отойдёшь от меня на сорок шагов, я…

- Да подожди ты ругаться! Предложение у меня созрело, - перебила Кира, цепляясь для устойчивости за рукав визирьского раба.

- Какое ещё предложение? – скривился сановник.

«И в самом деле, - подумала Кира, - какое?»

Шестерёнки в мозгах креативного маркетолога задвигались, заскрипели и закрутились, разгоняясь.

Ну же, соображай быстрей! Быстрей же, Кира!

От купальни доносились шумные плюхи и китовое фырканье – солнцеподобный изволил резвиться. Рабыни, снуя бесшумными и бестелесными призраками, перетаскивали яства с достархана на мраморный бортик бассейна – повелителю под руку. Дабы не оголодал.

Кира понизила голос:

- Я придумала, как выручить твою Шахзадэ…

Губы визиря дрогнули в брезгливой усмешке, но прежде, чем он что-либо ответил, Кира заторопилась, осенённая бредовой идеей:

- Пусть твой раб, - просвистела она, многозначительно тараща глаза и тыкая пальцем в бок означенного, - приведёт… другую девушку. А ты представишь её, как свою дочь!

- Что?! Какую ещё девушку?

- Какую-какую… Ясен пень – не любую! Не первую попавшуюся. Пусть он пойдёт в гарем, найдёт там персиянку Зарему. Она по виду – чисто царевна! И манеры, и обращение… И сыграть