Гагаи том 1 - Александр Кузьмич Чепижный

исказила лицо. — Как же это? — недоумевающе посмотрел на Андрея. — При форме же подошел...

Раздался выстрел. Старик охнул, скорчился. Рядом с ним распластался на земле Андрей.

«Перестреляет, — пронеслось у него в голове. — Как цыплят, перестреляет».

До магазина было рукой подать. Андрей схватил берданку, метнулся за угол. Раненый сторож приподнялся, пополз в укрытие.

— Скорее, деда! — крикнул Андрей. — Скорее! Прикрою!

Его крик заглушил выстрел. Пуля, очевидно, достигла цели. Старик ткнулся лицом в землю, затих.

И еще две пули одна за другой прошили уже мертвое тело.

— Сволочь! — Андрей в бессильной ярости нажал на спусковой крючок.

Его ослепил сноп огня, вырвавшийся из ствола, оглушил грохот. В звенящей тишине, наступившей вслед за этим, послышались взволнованные голоса, приближающийся топот. Из переулка выбежали люди. Зажигались огни в ближних хатах — крутоярцы спешили к месту происшествия. Подходили, смотрели на убитого, качали головами, разводили руками.

Андрей рассказывал Тимофею и Савелию Тихоновичу, как все произошло.

Откуда-то появился Недрянко. Перед ним расступились. Он склонился над убитым, повернул его на спину. Поднимаясь, грозно проговорил:

— Та-ак. — Одернул гимнастерку, колючим взглядом пробежал по лицам собравшихся. — Кто стрелял?!

— Шукай ветра в поле, — выхватился Кондрат. — Как же, будет он ждать, поки сцапают. Небось и след простыл.

— А это мы еще поглядим, — хмуро пообещал Недрянко. Потянулся за ружьем, которое все еще сжимал в руках Андрей. — Ну-ка, дай сюда. — Он открыл затвор берданки, принюхался и тут же уставился на Андрея. — Твоих рук дело?!

Андрей даже не нашелся, что ответить.

— Кто таков? — подступил к нему Недрянко.

— Ясногоровский он, — послышалось из толпы.

— Мой помощник, — поспешил вмешаться Тимофей.

— Угу, — хмыкнул Недрянко. Быстро повернулся к Андрею. — Почему здесь оказался среди ночи?

— А это уже вас не касается, — запальчиво отозвался Андрей.

— Вот как заговорил, — протянул Недрянко. Извлек из ружья гильзу, — Может быть, хоть это объяснишь?

— В бандита стрелял.

— Какой же он из себя?

— Не разглядел в темени, — с сожалением сказал Андрей. — Наугад стрелял.

— Ну, ну. Стрелял в бандита, а попал в сторожа?..

— Да как вы смеете? — вспыхнул Андрей.

— Хватит! — оборвал его Недрянко. — Доказывать будешь следствию.

Андрей беспомощно оглянулся на Тимофея.

— Ничего, — ободрил его Тимофей. — Не волнуйся.

Андрея увел Недрянко. Мертвого сторожа отправили в морг. Дежурить у магазина поставили продавца. А люди еще долго не расходились, судачили о случившемся.

— Отжил Фомич. До срока на тот свет спровадили.

— Зазря на парня напраслину возвели. Фроську он обхаживает Пыжову.

— И то верно. Какой ему прок деда сничтожать?

— Не иначе, как к магазину подбирался. Вчерась как раз товар завезли.

— А дед заместь того, чтоб спать...

Крутоярцы терялись в догадках. А больше всех — Емелька Косов. Ему вдруг показалось... Ну да. Будто даже радость промелькнула в глазах Недрянко оттого, что сторож мертв. И исчезла настороженность — парень не мог приметить бандита, какой он из себя... Когда был ограблен поезд, Недрянко тоже, как и сейчас, словно из-под земли появился. И взгляд такой же бегающий, затравленный.

Однажды, когда Ёмелька уже не ожидал гостей из милиции, зашел к нему Недрянко сапог чинить, хотя можно было еще и обойтись без ремонта. Сидел красивый, с нахалинкой в глазах. Постукивал упругой ногой, плотно обтянутой синим галифе.

«К нам не собираешься? — спросил насмешливо. — Може, есть что сказать?»

Емельян помнит, как заныло у него под ложечкой, как, запинаясь, что-то пытался объяснить.

«А то встречу, потолкуем полюбовно, — продолжал Недрянко. — Между прочим, у меня и не такие раскалываются».

Это Емелька и без напоминания знал. Взять того же Маркела Сбежнева. Уж на что безвинный, а признал за собой такое, о чем ни сном, ни духом не ведал.

Так и ушел Недрянко, не причинив Емельке никакого вреда.

«Что же все это значит?» — думал Емелька, еще не смея поверить своей догадке.

Заключение судебно-медицинского эксперта фактически сняло с Андрея обвинение, выдвинутое начальником милиции. Сторож умер от ран, нанесенных не из дробового ружья. К делу были приобщены две деформированные револьверные пули, обнаруженные при вскрытии. Показания Андрея запротоколировали, а его отпустили.

Однако через несколько дней он сам заявился к Недрянко, вспомнив, что старик говорил, будто при форме был человек, подошедший к нему.

— В какой форме? — насторожился Недрянко.

— В том-то и дело, что не успел сказать.

— В железнодорожной? Армейской?

— Чего не знаю, того не знаю.

— Может, кто-то в нашу, милицейскую, форму обрядился?

Андрей не мог ответить.

— Что же ты мне голову морочишь?

— Думал, пригодится.

— Ладно, ладно, — подталкивая Андрея к двери, проговорил Недрянко. — Учтем. А теперь уматывай. Дел невпроворот.

Он и действительно поставил на ноги весь райотдел милиции. Впрочем, внимательный глаз мог бы заметить во всей этой суете что-то показное, неискреннее. Словно Недрянко не столько важно было обнаружить преступника, сколько создать видимость озабоченности и деловитости. На это несоответствие никто не обратил внимания. Следствие затянулось и в конце концов зашло в тупик.

— Опять опростоволосились, — вызвав к себе Недрянко, сердито заговорил Громов.

Недрянко стоял перед ним навытяжку.

— Ищем, Артем Иванович.

— Ну и что?

— Очень трудно вести дело, Артем Иванович. Убийца не оставил никаких улик.

— Улик, говоришь, не оставил? А может, ты не способен их найти? Или не хочешь?

Недрянко вздрогнул. Промелькнувший было в глазах страх сменился еле уловимой иронической усмешкой.

— Юговские криминалисты тоже уехали ни с чем, Артем Иванович. Но мы еще не теряем надежды...

— Ну-ну. Пока не найдешь — на глаза не показывайся.

А над головой Артема уже сгущались тучи. Нашумевшее на всю область и оставшееся не раскрытым дело об ограблении поезда и вот это убийство, о котором на следующий же день Одинцов донес Заболотному, были расценены как экономическая и политическая диверсии. Громова слушали на бюро обкома партии. И больше всех изощрялся Заболотный, обрушив на голову Артема громы и молнии, обвинив его во всех смертных грехах. Он делал это с таким же рвением, как и прежде, когда хвалил. Вслушиваясь в его выступление, Громов вдруг уловил фальшь. Заболотный чем-то напоминал убегающего воришку, кричащего: «Держи вора!».

Артем невольно усмехнулся, и это сразу было