Промельк Беллы. Романтическая хроника - Борис Мессерер

Сначала был задуман гастрольный вариант спектакля. Балетная труппа выезжала на выступления в Южную Америку, и я сделал оформление, которое легко перевозилось бы из города в город. Гастроли прошли успешно, и Вилен обратился ко мне с просьбой приступить к работе над второй редакцией балета для основной сцены Театра им. Спендиарова в Ереване.

Здание театра было построено А. О. Таманяном, классиком армянской архитектуры так, чтобы зритель, сидящий в зале, мог видеть действие, разворачивающееся на трех площадках сразу. Портал театра имел трехчастное деление – в центре основная сцена и две других по ее сторонам.

Я предложил масштабное решение: был сделан гигантский полукруг римского цирка, который обнимал все три сцены. Его длина по окружности составляла 52 метра (поскольку непосвященному в театральные таинства читателю это ничего не говорит, замечу для примера, что портал Большого театра по горизонтали составляет 18 метров). Огромная аркада служила местом действия, и именно здесь происходили сцены боев гладиаторов, а в конце их казнь и сцена пьеты.

Наши ереванские встречи времен работы над “Спартаком” я могу точно датировать. Мы прилетели с Беллой в Ереван 23 марта. Первым ярким впечатлением стала встреча с Грантом Матевосяном, которому мы привезли из Москвы оригинальный подарок от Андрея Битова – валенки. В Ереване иногда бывает зимой очень холодно: Грант мечтал сидеть за письменным столом в валенках. Я стал бывать на прогонах спектакля.

25 марта Белла провела в Литературном музее вечер памяти Галактиона Табидзе.

26 марта Сильва Капутикян, которая опекала нас во все время нашего пребывания в Ереване, познакомила нас в Эчмиадзине с Католикосом Вазгеном Первым. Встреча произвела сильнейшее впечатление, Белла попросила Католикоса об исповеди. Удивленный этой просьбой, но видя ее слезы, он согласился. В этот же вечер Сильва Капутикян, чьи стихи переводила Белла, устроила у себя дома большой прием в нашу честь. Среди гостей был Геворг Эмин, с которым позднее нам довелось вместе побывать на театральном фестивале в Лондоне.

Белла сделала немало переводов классиков армянской поэзии Ованеса Туманяна и Аветика Исаакяна и читала их на приеме. Имя Аветика Исаакяна армянские литераторы произносили с особенным уважением, неизменно называя его “варпет” (мастер). Белла читала его стихи:

27 марта Белла провела вечер памяти драматурга А. Вампилова, и 29 марта мы вылетели в Москву.

Работа над спектаклем требовала моего присутствия, и 3 апреля мы снова отправились в Ереван. Нас встретил Вилен Галстян и сообщил о приезде Параджанова.

5 апреля 1978 года, в полдень, мы с Беллой увиделись с Параджановым в кафе “Ереван” в самом центре города. Стояла весна, солнце сияло, но было холодно. Компания подобралась разнообразная, в основном ереванские друзья Сережи и, конечно, Гарик. Были также Вилен Галстян и Марлен Кораллов – журналист, старый лагерный друг Чабуа Амирэджиби.

Это была первая встреча Беллы с Параджановым. Следуя порыву, она сняла с себя массивный золотой крест и надела на Сергея. Параджанов настолько привык сам дарить, что растерялся от этого жеста.

Стараясь развеселить компанию, дрожавшую на террасе открытого кафе, Сережа развлекал гостей тем, что привязывал фрукты к склонявшимся над столиком веткам дерева, не успевшего расцвести. Мы пили вино и оживленно общались, а над нами висели грозди импортного винограда и апельсины.

Сережа пригласил нас к скульптору Ерванду Кочару – классику современного искусства Армении, создателю графического шедевра – цикла иллюстраций к героическому эпосу “Давид Сасунский”. Мы встретились в последний год его жизни, когда он вернулся к своим авангардистским исканиям, когда-то легшим в основу его творчества.

Вечером этого же дня состоялась премьера балета “Спартак”. Мы с Беллой, Сережа и Вилен Галстян сидели в зале. Во время спектакля Сережа объяснял мне, что, по его мнению, следует исправить. В антракте, собрав, как всегда, вокруг себя толпу, он острил на разные темы, включая свое пребывание в тюрьме, и вдруг начал издавать странный зудящий звук.

– Это за кулисами жужжит, – пояснил он. – Армянские балерины бреют ноги электробритвами.

После окончания балета он подсказал Вилену Галстяну одно очень правильное режиссерское решение. Во время финала – казни Спартака и его соратников – в каждой арке по всему периметру аркады возникали кресты с распятыми рабами-повстанцами. Изображавшие их актеры неподвижно стояли у крестов. Но поскольку это балет, доказывал Параджанов, актеры должны извиваться на крестах – это станет действенным приемом.

Финал спектакля был придуман мной: Спартака и четырех его соратников приковывали к металлической решетке, которая служила занавесом спектакля, и вместе с этой решеткой поднимали на самый верх, под портал театра, где римляне копьями добивали распятых, висящих в воздухе. Сереже нравилось такое решение.

На следующий день после премьеры мы с Беллой, Сережей, Гариком и Галстяном поехали смотреть храмы Гарни и Гехард. Особенное впечатление произвел второй, вырубленный в скале. Оказалось, что Параджанов хорошо знал архитектуру и историю этого храма. На обратном пути мы остановились в крестьянском, по-армянски гостеприимном доме и, словно завороженные, смотрели, как готовят кюфту. Хозяйка дома, готовя рубленое мясо, бесконечно взбивала его в пену. Нас угощали дивным молодым вином. Сережа чувствовал себя совершенно умиротворенным.

Утром 7 апреля мы вылетели в Тбилиси вместе с Сережей и Гариком.

На аэродроме нас встречали Чабуа Амирэджиби и Гия Маргвелашвили. Всей компанией мы отправились к Сереже на Котэ Месхи, где его ждали гости: кинорежиссер Миша Кобахидзе, создавший фильмы “Зонтик” и “Свадьба”; архитектор Виктор Джорбенадзе – автор Дома торжеств в Тбилиси; Георгий Шенгелая и начинающий художник Алик Джаншиев – двоюродный брат Гарика. Алик работал в кино и делал многосложные коллажи, стараясь подражать Сереже. Джаншиев ушел из жизни очень рано.

Утром 8 апреля мы с Беллой снова поднялись по кривым улочкам старого города к Сереже. Позавтракали чем бог послал под прекрасное грузинское вино “Тибаани”. Снова Сережа шутил над сестрой, которая молча и строго поглядывала из-за ширмы. Заходили к другу Сережи художнику Микеладзе, жившему в соседнем доме.

После выхода Параджанова на свободу началась новая эпоха наших отношений, в которой уже принимала участие Белла. Сережа, если можно так выразиться, был моим подарком Белле, которая полюбила его всей душой, а он обожал Беллу и зачастую в прямом смысле носил ее на руках.

Когда мы впервые пришли к нему вдвоем, Параджанов, встретив нас у калитки, подхватил Беллу на руки и, пройдя метров двадцать, бережно опустил в раскрытое окно первого этажа дома своих друзей, заведомо предчувствуя их восторженную реакцию: