📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгИсторическая прозаПромельк Беллы. Романтическая хроника - Борис Мессерер

Промельк Беллы. Романтическая хроника - Борис Мессерер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 140 141 142 143 144 145 146 147 148 ... 248
Перейти на страницу:

Лютую смерть, бездыханную участь предмета
вытерпеть легче, чем слышать безмолвье поэта.
Грузии речь, ликованье, страданье, награда,
не покидай Леонидзе так рано, не надо…

Белла не раз переводила стихи Каладзе.

РЕЗО АМАШУКЕЛИ в одном из интервью так сказал о переводах Беллы Ахмадулиной:

Она перевела титанов грузинской поэзии, и представьте, как лелеяла она каждое грузинское слово, стремясь, чтобы это слово не потеряло грузинскую душу, соответствующий смысл и нагрузку.

Амашукели – поэт народного звучания, весьма популярный в Грузии. Он весельчак, балагур, заводила, тамада и вершитель застолья. Сейчас, находясь в некоторой оппозиции к властям, он стал серьезнее, но при встрече со старыми друзьями в мгновение ока преображается и снова становится прежним Резо с его шутками и прибаутками.

Белла вспоминала такой забавный эпизод с Резо, пытавшимся постоянно острить и играть роль “души общества”.

Мы сидели в какой-то забегаловке напротив ЦК. Я возвращалась в Москву, меня пришла проводить Анна Каландадзе. Пора ехать на аэродром, я с чемоданом. И тут слышу, Резо обращается к Анне: “Чемо Анико, чемо Анико”, то есть “моя Анечка” или “моя Анюта”, очень развязно. Я ему говорю: “Послушай, Резо, ты что это, в своем ли ты уме? Вот мой чемодан стоит, можешь к нему обращаться “чемоданико, чемоданико”. То есть – “чемоданчик, мой чемоданчик”. И это потом даже в поговорку у них вошло. Они сами с удовольствием каламбурили, с двумя языками это хорошо получается.

НОДАР ДУМБАДЗЕ (1928–1984) – писатель, чрезвычайно популярный в нашей стране, автор сценария знаменитого фильма “Я, бабушка, Илико и Илларион”. Остроумный человек, который умел своими шутками и парадоксами держать любое застолье, к сожалению, рано ушедший из жизни.

Кроме того, что он сделал для людей как писатель, он старался помочь им разными другими способами, поскольку у него имелись такие возможности.

Меня всегда восхищало присущее только Нодару особое чувство юмора. Хотелось сравнить его с Чарльзом Диккенсом – единственным писателем, над остроумными фразами которого я смеюсь вслух в одиночестве. Так же органично и неожиданно рождался юмор Нодара.

Нам с Беллой запомнился случай, когда нас повезли сажать деревья в новый мемориальный парк под Тбилиси, где каждый приглашенный должен был посадить деревце и повесить на него специальный жетончик со своим именем.

Было солнечное утро. Ехали небольшой компанией: Нодар Думбадзе, Чабуа Амирэджиби, Джансуг Чарквиани и мы. В парке нас встречали устроители мероприятия. Мы торжественно дошли до конца аллеи, и наши новые друзья помогли нам посадить деревца. В круглой беседке, стоявшей посреди парка, уже был накрыт стол, и в лучах полуденного солнца золотился выдержанный грузинский коньяк. В маленькой кепочке, заслонявшей глаза от солнечных лучей, – как прекрасен был Нодар Думбадзе в это утро, как изумительно шутил, обволакивая всех своим искрящимся остроумием.

ИРАКЛИЙ АБАШИДЗЕ (1909–1992) – самый признанный поэт Грузии тех лет, многократно обласканный властью. Он был высокого роста, величественной повадки, ощущал себя первым поэтом страны и вел себя соответственно. Мы бывали у него в доме – он и там не изменял своей манере держаться.

Среди домочадцев Ираклия выделялся маленький стройный мальчик – его сын, которого мы как-то особенно ласкали. Много лет спустя во время нашего пребывания в Бельгии, в Брюсселе, мы оказались в посольстве Грузии, где гостей принимал посол, высокий величавый господин. Мы с Беллой сразу узнали того самого мальчика, сына Ираклия Абашидзе. Белла, которая никогда не считалась ни с чьим официальным статусом и положением, стала звать:

– Чемо, чемо швило! Иди, иди ко мне! Дорогой, дорогой мальчик, иди ко мне!

И вдруг посол покинул официальное место для приема дипломатических гостей и побежал навстречу Белле, забыв о своем величии, а только желая обнять ее и приветить.

В дальнейшем Зураб Абашидзе стал послом Грузии в Москве и так же спешил обнять Беллу на приемах в своем посольстве.

Грянула буря. На празднестве боли
хаосом крови пролился уют.
Я, ослепленный, метался по бойне,
где убивают, пока не убьют.
В белой рубашке опрятного детства
шел я, теснимый золой и огнем,
не понимавший значенья злодейства
и навсегда провинившийся в нем.
Было, убито, прошло, миновало.
Сломаны – но расцвели дерева…
Что расплывается грязно и ало
в черной ночи моего существа?

В этих стихах ГРИГОЛА АБАШИДЗЕ (1914–1994) виден отсвет жестоких событий 1937 года. Поэт чтит память убиенных во времена сталинских репрессий. Григол был лишь однофамильцем Ираклия, но тоже держался с большим достоинством. Значительно меньше Ираклия ростом, Григол всей повадкой подчеркивал, что он ничуть не менее значимый поэт и общественный деятель, чем его однофамилец.

Как-то раз Ираклий Абашидзе давал в Москве грандиозный прием по случаю очередного получения им правительственной награды. Действо происходило в недавно открытом ресторане при СЭВ, который назывался “Мир” на Новом Арбате, неподалеку от Поварской улицы.

На приеме присутствовало не менее пятисот гостей, и все они сидели за длинными столами, поставленными перпендикулярно главному столу с избранными приглашенными. Мы с Беллой не захотели там сидеть, хотя нас усиленно зазывал Ираклий, и устроились где-то в отдалении. Оказалось, что рядом с нами сидят друзья – Григол Абашидзе и знаменитый доктор Владимир Бураковский.

Публика на нашем фланге маялась тягомотностью происходящего. И тут я неожиданно для себя предложил сбежать в мою мастерскую.

Всем безумно понравилась эта затея. Но тут же возник вопрос: как организовать там застолье? У меня имелось много разных напитков, но идти в магазин за закуской не было никаких сил. Тогда Григол, ни минуты не раздумывая, взял со стола какого-то роскошного фазана в перьях, приготовленного шеф-поваром по специальному заказу, и аккуратно положил его в пакет. Вдохновленный его примером Бураковский уложил в другой пакет стоящие рядом рыбные деликатесы, и мы тихонько вышли. Пройдя несколько сот метров, очутились в мастерской и весело провели там остаток вечера.

У Иосифа Нонешвили я жила довольно долго, играла с его маленьким ребенком. Когда получила первый гонорар за переводы Анны Каландадзе, мы пошли с мальчиком в магазин игрушек. Как он был счастлив, что на этот гонорар мы смогли купить все, что он хотел!

Одна комната у Йоськи считалась парадной, там он принимал гостей, предлагал вино. По ней мы все на цыпочках ходили – хрусталь стоял, такая мебель. А я жила в маленькой комнатке, где – самое потрясающее! – висел Пиросмани – настоящий, неокантованный, кудрями вился. В углу шла труба, из нее газ протекал, но я так любила эту комнатку, что мне даже запах газа был приятен.

1 ... 140 141 142 143 144 145 146 147 148 ... 248
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?