Фатальное прикосновение - Виктория Викторовна Балашова

иногда прислуживал за столом. Но зачем мне идти в официанты? — Федина голова переваривала информацию с трудом.

— Поднатаскаем, не проблема! Походишь ко мне домой. До пятницы всему научат. А сегодня я похлопочу за тебя перед шеф-поваром Английского клуба. Чтоб взяли официантом помогать на нашем суаре. Понял?

— Ага, — кивнул Фёдор, до которого наконец дошёл план Радецкого. — После работы могу к вам зайти для обучения.

— Давай. Готовься эти дни жить у нас. Иначе с твоей работой особо не поучишься. А так, с утра и вечером поглядишь и сам попробуешь что-то делать.

Герман Игнатьевич сидел напротив Фёдора Самоварова и излучал спокойствие. Аж позавидуешь. Однако он не говорил своему визави о том, что чувствует на самом деле. В душе у Радецкого бушевала буря. Он волновался за свою жену в первую очередь. Ну и во вторую — за всех друзей, которые соберутся в клубе. За событиями будут наблюдать в несколько глаз, но, учитывая изворотливость преступников, этого может оказаться недостаточно…

— А что, Федь, говорят ваши эксперты по поводу писем? — очнулся он и задал второй весьма интересовавший его вопрос.

— Сразу доложу, что ядом было пропитано лишь первое послание, — Фёдор пошарил по столу и нашёл отчёты. — Остальные, бог миловал, в мешки совать было ненужно. Но кто ж знал. Зато теперь уверены, что травить хотели господина Бобрыкина… а извели Петра Васильевича, царствие ему небесное. — Федя перекрестился. — Сначала ничего понять не могли, но потом прислали господ из университета, которые занимаются всякой химией, для консультаций.

— Так чего там? Не тяни.

— Вот-с, значит, супруга ваша была права. И господа ученые слыхали про сей яд, который вывели в Англии. Поговаривают, между нами, что немецкие супостаты продолжают опыты для военных целей. Но сие не наших умов дело. Вернемся к делам насущным. Несмотря на то, что в Российской империи таких опытов не проводят, выходит, что всё-таки проводят…

— Как это? — не понял странной фразы Радецкий.

— Подпольно! — поднял указательный палец Фёдор, дабы придать слову большего значения. — Господа ученые говорят, никак иначе. Официальных опытов не ведётся. Сей яд имеет вид бесцветной жидкости, не оставляющей следов. Потому на бумаге его и не видать. — Фёдор в очередной раз сверился с документами, чтобы не ошибиться. — Пахнет он, действительно, горчицей и чесноком. Хорошо, уловили тогда сей запах, идущий от письма. Господа ученые утверждают, что для отравления использовался яд высокого качества, то есть, те, кто этим занимаются, знают слишком хорошо, как сие вещество получать. Если бы знали плохо, то яд имел бы темный цвет и сильно пах.

— Возможно ли, что предыдущие отравления тоже случились при его помощи? — спросил Герман Игнатьевич, вспомнив про графиню Шунскую и князя Бабичева.

— Криминалисты отвергают такую вероятность, хотя вопрос сразу стал очевиден. Но, — Фёдор опять полез в бумажки, — "цианид слишком ясно себя проявляет, — прочитал он, — к тому же, новое вещество, которое называют «лост», растекается по жидкости, образуя плёнку, как масло". Так что, считает высокое начальство, "либо покушение на банкира Бобрыкина, а в итоге имевшее место отравление следователя Курекина, — старательно продолжал читать Фёдор, — это отдельное преступление, не связанное с предыдущими пятью, либо преступники перешли на другой яд". Для разнообразия, так сказать. "Сейчас рассматривается первая версия, потому что первые пять преступлений совершались раз в неделю. Вторая не отбрасывается, так как господин Бобрыкин тоже член сообщества «Хранители истины», и возможно, первые убийства по случайности происходили с такой периодичностью".

— В любом случае, Федя, в пятницу надобно соблюдать предельную осторожность. Как раз соблюдётся та самая периодичность. За еду отвечает шеф-повар. Сегодня буду просить за тебя, заодно, еще раз попрошу всё проверять досконально. Но теперь мы знаем, что существует некий лост. Бумагу не трогать… Впрочем, его могут поднапустить нам как-то еще. И необязательно лостом убивать. К величайшему сожалению, есть и другие методы.

— К сожалению, — кивнул помощник следователя. — Окна будут закрыты: уже холодно. Так что стрелять с улицы будет несподручно. Посторонних не пустят: ваше суаре только для приглашенных. Попросите, кроме переодетых дам, никого другого с собой не приводить.

Герман Игнатьевич обещал всё передать своим знакомцам. На душе скребли кошки, причём здоровыми такими когтищами.

Часть 2. Искупление.

Глава 1

Нельзя сказать, что на родине погода была лучше. Отличалась, но не сильно. В некоторой степени в России даже приятнее. Но вот эти ноябрьские туманы и дожди точь-в-точь напоминали ему Шропшир. Лорд Реджинальд Монкриф подкинул дров в камин. Свою миссию он выполнял с огромным рвением, и сначала результаты вдохновляли. Однако теперь уверенность лорда в исходе дела пошатнулась. Впрочем, не в его правилах было опускать руки. Накинув пальто, он вышел на улицу и сел в экипаж. Позади остался уютный московский особнячок с теплой гостиной, бутылкой виски и прочими радостями жизни. Ехал Монкриф совсем в иное место.

Он попросил остановить экипаж возле маленькой немецкой кондитерской. Выпил там горячего кофе с бубликом, посыпанным маком. Затем вышел и скрылся за завесой проливного дождя.

* * *

В лаборатории, на первый взгляд, царил хаос. Но Реджинальд прекрасно знал, что это лишь кажущееся ощущение. Правда, его натуре претило слишком многое: внешний вид молодого учёного, колбы с разноцветными жидкостями, запахи, и, конечно, мыши… Прежде чем пройти дальше, лорд надел врачебную маску. Не снимая белоснежных перчаток, пальто и цилиндра, он подошел к столу, за которым работал Джон Батлер. Исходя из фамилии, Джону бы служить дворецким в каком-нибудь аристократическом британском доме, но ему вздумалось учиться, чему способствовали недурственно устроенные мозги. Химия и биология были его настоящей страстью, которую не могли вытеснить ни юные девы, ни какие другие увлечения, свойственные молодым людям.

— Как идут дела? — спросил лорд Монкриф на родном языке. Говорил он с Батлером по-английски не то чтобы принципиально. Русский ему не давался самым категорическим образом, поэтому он пользовался возможностью вести беседу с соотечественником, не напрягаясь.

Джон Батлер получил стипендию на продолжение обучения в Московском университете год назад. Время, проводимое в компании студентов, на его знаниях русского сказалось самым положительным образом. Однако он поддержал разговор на английском, зная, как сложно лорду изъясняться на чужеродном языке.

— Продолжаю опыты. Мыши умирают согласно плану. Людей не хватает. Нам бы перейти на опыты на людях. Понимаете, о чем я?

Лорд кивнул. Конечно, он понимал. И первый опыт прошёл успешно.

— Ты слыхал о смерти следователя? Он потрогал пропитанный лостом лист бумаги. И помер, как ты выражаешься, согласно плану. Прямо как мышь. — Реджинальд брезгливо поморщился. Мыши