Когда был Лютер маленький, с кудрявой головой... - Андрей Дубровский

И повелел Лютер наладить контрабанду репродукций картин и копий статуй прежних, дореформенных, Христа, учеников его и последователей. И наводнился чёрный рынок ватиканский ими, и метался папа ватиканский Абунданций X по своему логову в бессильной злобе.

От расстройства слёг Абунданций и вскоре помер, а вслед за ним похоронили неудачную затею с обновлением библейских образов.

Однажды Мартина Лютера пригласили выступить перед студентами в Гейдельбергском университете. А о том, что Гейдельберг кишит католиками и откровенно католическими фанатиками, предупредить забыли.

И вот, выступает Лютер перед студенчеством, вдохновение его постепенно охватывает, аудитория уже почти и дышать перестала… И вдруг, бац! Прилетает откуда-то стрела и руку лютерову насквозь пронзает. Тут, ясное дело, скандал, все принялись хулигана искать, организаторы обступили Лютера, извиняются за конфуз такой. А когда выяснилось, что стрела отравленная, то тут уж устроители встречи и не знали, куда глаза девать, стоят потупившись и мычат что-то.

Стрелявшего, ясное дело, не нашли – возможно ли такое, чтобы в католическом городе разыскали католического фанатика? Но зато нашли какую-то подслеповатую старушку, обвинили её в попытке покушения, а заодно и в колдовстве, и сожгли как можно скорее. В этом у католиков практика была богатая.

Уезжая, Лютер произнёс свою знаменитую речь:

– Я, конечно же, всё понимаю – католический город и всё такое, но вы уж меня извините.

Некоторые находят эту речь немного сумбурной. Но кто-нибудь за всю историю человечества смог произнести речь лучше, имея в руке отравленную стрелу?

За то время, пока Лютер проповедовал протестантское учение, успело смениться несколько ватиканских пап. И каждый из них старался как-нибудь уязвить Лютера: то от церкви его отлучит, то на диспут пригласит с тайной целью изжарить его на костре, то искусного кардинал-диспутанта на него натравит, то вообще подошлёт тайного легата и тот будет всю ночь увещевать Лютера отступиться от ереси, и на следующее утро Мартину придётся идти на работу совершенно невыспавшимся, с красными глазами.

Но далее всех зашёл один папа, имени которого и называть-то не хочется. Среди прочей хулы не высшей пробы, он утверждал, будто зачат был Лютер, когда отец его пришёл домой пьяным и набросился на мать его. А родился, мол, Лютер и вовсе в хлеву – выпал из чрева материнского прямо в навоз.

Это были серьёзные, даром что лживые, обвинения. Иной кто на месте Лютера мог бы и не выдержать, но в том-то и дело, что на месте Лютера был сам Лютер. Оттого вождь мирового протестантизма преспокойно ответил, что при акте зачатия папа ватиканский находиться не мог, но если бы, сверх всякой логики, и находился, то следовало бы почитать его тогда отчаянным извращенцем, подглядывающим за тем, что люди порядочные стараются скрыть. Что же касается рождения, то святой отец ватиканский, окончательно погрязший в роскоши и разврате, вероятно, запамятовал, что Спаситель наш Иисус Христос был рожден именно в хлеву.

Ответа лютерова папа ватиканский вынести никак не мог: он-то думал (как, впрочем, испокон веков думают многие сочинители бранных и клеветнических наветов), что посрамит и посмеётся над оппонентом, и тот, обхвативши голову руками, зарыдает и заскрежещет зубами от бессильной злобы. Но, получив отпор, превосходивший по силе слова сам навет, папа ватиканский твёрдо решил так этого не оставить. И решение своё закрепил в чрезвычайной энциклике, составленной на внеочередном конклаве.

В этой энциклике объявлялся Крестовый поход против протестантизма. Но все, вплоть до последнего церковного сторожа, прекрасно понимали, что поход сей направлен непосредственно против Лютера, что уязвлённый папа хочет поквитаться с посрамившим его обидчиком.

Тут сразу же выявился досадный конфуз: в предыдущих Крестовых походах наиболее боеспособной частью крестоносного воинства были как раз германцы. Теперь же они, в большинстве своём, собрались под знамёна Лютера. Но ярость папы, вошедшая в поговорки (которые, к счастью, не дошли до наших дней и теперь блуждают где-то в XVIII веке), не знала ни пределов, ни целесообразности. «Лютер должен быть уничтожен», твердил папа и наконец утвердился в идее, что не поскупится ради достижения заветной цели ни деньгами, ни солдатами. Гнев настолько затмил разум папы ватиканского, что он решил сам возглавить войско.

Битва состоялась у городка Новое Мегиддо. Не буду утруждать читателя подробностями сражения… Хотя, почему бы и нет.

Итак, папское войско выстроилось в форме тиары. Протестантскому войску ничего не оставалось, как выстроиться в форме вопросительного знака. В те времена изысканность формы построения войска ценилась весьма высоко, и считалось, что армия, выстроенная в наиболее прихотливом порядке, обречена на победу.

Загремели барабаны, заиграли флейты, и войска пошли на сближение. Сражение обещало быть жарким, но тут случилось непредвиденное: папа ватиканский, командовавший отрядом элитной кавалерии, сжигаемый иррациональной яростью, нарушил общий порядок своего войска, вырвался неожиданно вперёд и устремился на правый фланг протестантского войска, где с отдельным отрядом пикинёров стоял Мартин Лютер. Но вместо того чтобы погибнуть на пиках, всадники во главе с папой попали в болото, где, по большей части, и утонули.

Впрочем, сам папа остался жив, был схвачен и приведён к Лютеру. Тут-то ярость папы ватиканского сменилась страхом, взмолился он:

– Не вели казнить, вели слово молвить!

А слово-то какое молвить – того не знает. Так и стоит: рот раскрывает, глазами хлопает.

– А! Вот: не убивай меня, а я тебе пригожусь, – придумал, наконец, папа ватиканский.

Впрочем, Лютер и не собирался убивать папу ватиканского. Правда, и что делать с ним, он не представлял. Но теперь, раз уж сам папа придумал выход из этой ситуации, то пусть теперь и пригождается как хочет.

И стал с тех пор папа советником при Мартине Лютере. Где какую хитрость выдумать или извернуться требуется – тут бывший папа ватиканский был незаменим. Но вскоре Лютеру в тягость стала такая политика, основанная на лжи, лицемерии и изворотливости. Но и тут бывший папа ватиканский сам нашёл решение – он скончался. Стар уже был изрядно.

И Мартин Лютер, втайне радуясь, со сдержанными почестями отправил тело бывшего папы ватиканского обратно в Ватикан.

Случился однажды у Мартина Лютера День Рождения. Прознал про то его друг, курфюрст Саксонский, у которого, как раз в ту пору и гостил Лютер, и подарил вождю мирового протестантизма телескоп. Обрадовался именинник и тут же, не дожидаясь ночи, побежал на самую высокую башню замка, поставил там телескоп и принялся в него глядеть. И увидел он одну прелюбопытнейшую сценку.

Ветер, резвясь и кувыркая высоко в небе амуров и херувимов, подлетел к Солнцу и говорит: