Когда был Лютер маленький, с кудрявой головой... - Андрей Дубровский

Однажды, когда Лютер спешил утром на работу, трамвай, на котором он ехал, сломался. Пришлось Лютеру идти до работы пешком, но в пути он заблудился и попал во Флоренцию. Там-то он и встретился с Махьявелем.

– Ага! – возликовал Махьявель, словно уже победил в диспуте.

– Опа! – удивился неожиданной (даже для сказки – прим. авт.) встрече Лютер.

И начался диспут.

Зашли, как обычно, издалека, вспоминая родственников друг друга в контексте своих срамных частей тела. Затем перешли к основной части: поговорили о политике, о расхождениях во взглядах на религию, о том, что делать с новооткрытыми народами Америки. Несмотря на эпохальность встречи, о том, какие конкретно вопросы задавались и какие ответы на них были получены, известно совсем мало, почти что ничего. Оно и понятно: Махьявель и его соплеменники предпочитали не вспоминать об этом досадном поражении, а Лютер был слишком скромен, чтобы кичиться и чваниться, рассказывая о победе на каждом углу, или хотя бы на одном из них. Выручить нас и донести все подробности того диспута могли бы немецкие купцы, бывшие тогда во Флоренции, но они в тот день все убежали на рынок смотреть гигантскую каракатицу, выловленную в Тирренском море.

Лишь несколько фраз неизвестно каким образом дошло до наших времён. И вот они:

– Что вам, католикам, важнее: Бог или золотой телец? – вопросил Лютер.

– Что за глупый вопрос!.. – попытался возмутиться Махьявель, но Лютер не дал ему продолжить.

– Тогда почему католическая церковь утопает в золоте?! – гневно воскликнул вождь мирового протестантизма.

– Чтобы через блеск и богатство нашей Церкви донести до паствы величие Бога, – нагло ответствовал бессовестный Махьявель.

– Странно, но Иисусу всего этого почему-то не требовалось для прославления Господа.

Но изворотливый флорентиец уже обращался к окружающей толпе:

– Представьте, какой позор будет, если католические храмы станут выглядеть беднее, чем иудейские синагоги или магометанские мечети!

Толпа возмущённо-одобрительно загудела.

– Вот видишь? – обратился уже к Лютеру Махьявель. – Паства не поймёт бедность папства.

– Вы в своём тщеславном невежестве совсем забыли, что тот, кому мы поклоняемся, был нищим! Он был беднее любого нынешнего католического попа, поклоняющегося ему.

Лютер разил оппонента доводами наповал и толпа начала приходить в смущение.

– А тебе что важнее: твои принципы или твоя борода? – язвительно вопросил папский кардинал, не нашедши, что ответить на столь серьёзные обвинения.

– Конечно же, принципы, – невозмутимо отвечал Лютер. – На принципах своих я стою и не могу иначе, а на своей бороде я стоять не могу.

Если бы дело происходило где-нибудь к северу от Альп, вокруг бы одобрительно загудели, но здесь невежественная толпа хранила глупое молчание.

Потом, следуя диспутовой моде тех времён, оппоненты стали одаривать друг друга тычками и затрещинами, за ними последовали пинки и вообще драка, но здесь Лютер быстро одолел, хоть и наглого, как обезьяна, но тщедушного Махьявеля. Флорентиец взмолился о пощаде, а случайно проходивший тогда арбитр с сожалением (ведь он был земляком хитрого лиса Махьявеля) присудил победу в диспуте Мартину Лютеру.

Сидит однажды коварный папа Абунданций X в своём Латеранском дворце после сытного обеда, жирным пальцем в зубах ковыряется, да картины своих гениальных продажно-придворных живописцев разглядывает. Водит ленивым взором по живописи и вдруг начинает мрачнеть. Заметил это кардинал, отвечающий за папское настроение, и тут же отправляет легата за кардиналом по чрезвычайным настроениям папы. Прибегает чрезвычайный кардинал, спрашивает папу, зачем их преосвященство лоб хмурить изволит, не стряслось ли чего? Папа обводит рукою картины и молвит с лёгким удивлением, грозившим перерасти (уж это кардинал хорошо знал) в яростное негодование:

– Что-то Иисус, Господь наш, изображён везде каким-то… нищим? Да и апостолы вид имеют прямо-таки… неподобающий. Право же, как крестьяне какие-то ободранные, а не ученики Спасителя нашего. А вот… вон там, Иоанн Креститель – ну откровенно не респектабельный вид. Кто ж его, спрашивается, допустил крестить самого Сына Божьего?!

В общем, разошёлся не на шутку Абунданций, а потом повелел, чтобы всё это нищебродство убрать и нарисовать всё как подобает. И чтобы ни одного прежнего, неправильного, изображения, ни скульптуры не осталось, дабы не смущать последующие поколения. Ясное дело, как папа ватиканский повелел, так всё в точности и исполнили. На всех картинах Христос отныне представал в богатых одеждах, да в чертогах просторных. Апостолы же вокруг Спасителя, аки придворные блестящие, толпились. Глядя на новое искусство, любой человек неминуемо должен был осознать и проникнуться величием Христа и Церкви его истинной, католической. А то, что в Библии была изложена иная, прежняя версия, до этого никому и дела не было – ведь книга была написана на староватиканском языке, никто его уже и не понимал, ни народ, ни сам папа с кардиналами.

Но наивно папа полагал, что его нечестивое деяние останется без последствий. В прежние времена обычно так и получалось, но с появлением на исторической сцене Лютера, ни один коварный план Ватикана не оставался безнаказанным.

Узнал Лютер про новую проделку папы ватиканского и перво-наперво разразился ядовитой инвективой:

«Ватиканские святоши, – писал он, – давно презрели все заповеди Христовы и проживают жизнь свою нечестивую в роскоши, избегая умеренности, будто какой заразной болезни. И вместо того чтобы вернуть церкви изначальную скромность, они решили, что легче, исказив традицию, сделать Иисуса с апостолами богачами, нежели самих себя – бедняками. Очень неудобен этим так называемым правоверным христианам основатель христианства – ещё бы: ведь он был беднее любого нынешнего самого захудалого иерарха. Господь наш говорил, что церковь – это невеста, а невесте подобает скромное одеяние. Католические же храмы подобны разряженной блуднице. Думается мне, будь ватиканские клирики чуть святотатственнее, то переписали бы и само Святое Писание, указав, что Иисус родился не в хлеву, а в великолепном дворце, как и полагается Сыну Божьему».

Не знал Лютер, что ватиканские клирики давно уже не читали Библию, и не переписали её отнюдь не из-за остатков совести.

Естественно, инвектива до адресата не дошла – придворные побоялись даже намекнуть Абунданцию о её существовании. Зато в ответ на лютерово послание кардинал, ведающий едкими ответами врагам веры католической, отправил телеграмму следующего содержания: «хоть лопни зпт еретик богомерзкий тчк всё равно во всей державе ватиканской не осталось ни одного неправильного изображения и изваяния спасителя и его последователей тчк».

«Больше не осталось, говорите? – злорадно подумал Лютер, прочитав телеграмму. – Зато у нас очень даже предостаточно осталось. Вон, вся Дрезденская галерея забита картинами на библейские сюжеты».