Бочка но-шпы и ложка яда - Татьяна Полякова

— Борису все равно, — отмахнулась Аглая. — Аты должна подумать о себе. Пока ты снова не вышла замуж… — Тут она слегкаприкусила язык и закончила несколько виновато:

— Не все коту масленица, это я Скворцову имею в виду.Хочешь познакомлю тебя с одним человеком?

— На предмет замужества? — проявила я интерес.

— На предмет издания, — смутилась Аглая.

— На этот предмет меня завалили предложениями.

— Только ради бога не отдавай рукописи этой кикиморе. Уменя просто головокружение начинается, как подумаю…

— Должно быть, давление, — перебила я.

— Ага. С моим весом только и жди какой-нибудь пакости.Пробую худеть, становится даже хуже. Видно, мне на роду написано таскать нахребтине сто двадцать килограммов. Я решила написать его биографию, — безперехода заявила она. — Кто, если не я? Сама подумай. Он самыйзначительный человек в моей жизни. Ты архив разбирала?

— Только рукописи.

— Для тебя все прочее хлам, а для меня… — Тут онанеожиданно зарыдала, что выглядело невероятно комично, плечи ее дрогнули, ивместе с ними задрожали все жировые отложения, Аглая стала похожа нарастревоженный студень.

Только я шагнула к ней со словами утешения и сестринскимиобъятиями, как она так же внезапно успокоилась, шмыгнула носом, вытерла слезытолстой ладошкой и улыбнулась. Косметикой она никогда не пользовалась, иникакого урона ее красоте слезы не нанесли.

Надо сказать, что, на мой взгляд, выглядела Аглая совсемнеплохо. Разумеется, я имею в виду лицо, а не безбрежные телеса. Она былазначительно моложе Скворцовой, на пухлом лице ни единой морщины, глаза большие,нос крупный, впечатление портили лишь губы: слишком маленькие для ее лица, онипридавали ей капризное выражение. Она всегда ходила в брючных костюмах снеизменной желтой брошью на груди, огромный скарабей был под стать бюсту.

Аглая дважды выходила замуж, но каждый раз неудачно. Оба еемужа, кроткие, забитые существа, никакой памяти в умах и сердцах окружающих неоставили. У Аглаи был сын, который жил в Америке и в Россию возвращаться несобирался. Комплекцией он удался в отца, матери едва дотягивал до плеча истрашно ее боялся.

— Не возражаешь, если я займусь его архивом? —закончила она весьма деловито.

— Боюсь, ты опоздала. Я уже дала обещание, —ответила я.

— Кому?

— Серовой.

— С какой стати? — не поверила Аглая. — Зачемей архив Бориса? Да она всю жизнь презрительно воротила нос, стоило кому-то приней заговорить о нем.

— Вот уж не знаю. Она задумала написать егороманизированную биографию.

— Светлая память Бори в беллетристике? Да ты с умасошла. — Аглая схватила меня за руку, я ее тут же выдернула, но все равнонекоторое время потрясала рукой, дабы вернуть ей подвижность. Хватка у Аглаибыла железная.

— Не могу же я ей запретить? — пожаловалась я.

— Еще как можешь. По крайней мере, к архиву ееподпускать никак нельзя.

— Пусть копается.

— Ни за что! — рявкнула Аглая, чем здорово менянапугала. — Единственный человек, способный рассказать миру, какое он былсокровище, — это я.

— Хорошо, копайтесь обе. Мне что, жалко?

— Ты просто невыносима, — скривилась Аглая,готовясь опять зареветь. — Рукописи отдает Скворцовой, архив СеровойПодумай о муже, — взвыла она, но на этот раз впечатления на меня непроизвела.

— Ты сама сказала, Борису все равно. — Подозреваю,ей очень хотелось огреть меня чем-то тяжелым, к примеру своим кулаком, но тутпоявилась Наталья, и мысли о членовредительстве Аглае поневоле пришлосьоставить.

— Лариса Сергеевна, опять гости, вы встретите или мне?

— Кто приехал? — спросила я.

— Полынина с мужчиной, должно быть, ухажер.

— У этой одно на уме, — пробормотала Аглая. Первуюсупругу Артемьева она ненавидела даже больше остальных своих сокурсниц Думаю,не могла простить ей, что Артемьев, будучи молодым и неблагоразумным, выбралее, а не Аглаю. — Лучше уйду, — заявила она, а я пошла встречатьгостей.

В холле стояла Полынина и разговаривала с Розой. Разумеется,речь шла о Сусанне. Рядом с Полыниной замер мужчина в темном костюме. Пока яспускалась по лестнице, ничего более определенного сказать о нем не могла.Полынина увидела меня и, улыбнувшись, шагнула навстречу. После развода онаоставила себе фамилию мужа, Полынина ее литературный псевдоним. Пока она жила сАртемьевым, то в основном занималась литературными переводами, надо было начто-то кормить семью, наш гений был для этого совершенно не приспособлен.

Возможно, она бы всю жизнь так этим и занималась, не закажией одно издательство перевести с английского несколько детективов. По мнениюТатьяны, книжки были настолько бездарными, что вызывали у нее стойкоеотвращение, а заодно и сподвигли на написание собственного детектива. Детективнапечатали. На сегодняшний день у нее вышло пятнадцать книг, и популярность ееросла, что не давало покоя ее приятельницам. Скворцова злилась, что онапечатается не у нее, Серова, что популярность Полыниной растет, в то время какее собственная близка к закату, Аглая просто злилась, потому что по-другому неумела. Разумеется, все три считали Полынину бездарностью, хотя ни одной еекниги принципиально не читали.

— Привет, — улыбнулась мне Татьяна, и мырасцеловались. Она была моего роста, нормального телосложения, но вбила себе вголову, что должна похудеть, чем в основном и занималась. Из всех цветовТатьяна предпочитала черный, решив, что он ее стройнит. Недруги сразу жепрозвали ее вороной. Ей было немногим более сорока, и выглядела она примерно настолько же. Мне очень нравились ее глаза.

Во-первых, они были ярко-зелеными (согласитесь, это все-такиредкость), во-вторых, глаза были умными, а еще Татьяна любила смеяться иполучала от этого настоящее удовольствие.

Я ждала, что она представит мне своего спутника, но она лишьвскользь бросила:

— Это мой шофер. Я позвоню, — сказала она ему, итот, попрощавшись, удалился. Вот тебе и ухажер.

Никогда не стоит делать поспешные выводы. — Литтусовкауже здесь? — поинтересовалась Татьяна, взяв меня под руку.

— В полном составе.

— Придется это как-то пережить. Скворцова примчаласьпервой?

— Второй. В компании с Аглаей.