Медвежья злоба - Валерий Петрович Кузенков

class="p1">– От верблюда! По солнышку определила. Когда мы на болото пришли, оно, родимое, у нас за спинами было. А сейчас вон где светит. – Она указала на солнце. – Туда нам и идти. Компас у меня в голове ещё есть. Я с раннего детства никогда не плутала. Чуть что не так, встану, успокоюсь и представлю, как до этого шла по лесу, так вся дорога сразу в голове и выстраивается.

– Так уж и выстраивается…

– А то как же, конечно, вспоминается, – уверяла подругу Настя.

– Ну раз так, тогда давай пойдём. Сразу к дому. Или, может, ещё ягоды поберём? Корзины бы неплохо и добрать. – Теперь Маруся взяла горсть ягод, посмотрела на них и лихо отправила в рот. Задвигала губами, пыталась раздавить: – Кисла, зараза, – выговорила старушка.

– На то она и клюква. – Баба Настя взяла в руку корзину и пошла по болоту. Через минуту закричала: – Маша! Мы с тобой две дуры сидим, а здесь вон сколько ягоды растёт. Иди скорее сюда. Посмотри!

Крупная ягода-клюква сплошным красным ковром лежала на мху. Словно кто-то собрал её много на болоте, перенёс сюда и разом высыпал в одном месте. Во мху, на кочки, под стволами чахлых сосен, – везде была одна сплошная клюква. Обрадовавшись, старушки принялись ту ягодку собирать. И через час-полтора корзины наполнились. Но уходить не хотелось. Как уйдёшь, когда кругом столько ещё ягоды осталось? Бери – не хочу. И они брали и брали. Опомнились только тогда, когда огромная птица величиной с индюка, живущего у Насти на подворье, правда, более тёмная по окрасу и более коричневатая по оттенку перьев, с характерным шумом вылетела прямо из-под ног. Напугав до смерти старух, глухарь, часто-часто махая крыльями, летя в половину невысоких деревьев и лавируя между их стволами и сучьями, скрылся из виду.

– Напугал, чертяк! – выругалась Маша. – Я его и не видела. Такая дура огромная, а сидела не шелохнувшись. Мы подошли, а она тут как тут. Треск, хлоп, аж сердце в пятки ушло. – Она присела на пенёк, держась рукой за грудь.

– И меня эта птица напугала! Ты это чего? Сердце прихватило? Ты, подруга, это дело брось!

– Отпускает вроде, – успокоила её баба Маша. – Поначалу сильно защемило, а сейчас полегчало.

Морщинистое лицо, съехавший с головы платок, седые волосы и старый, потёртый пиджак Марии стали мокрыми от дождя, брызнувшего из непонятно откуда взявшихся туч. Солнце светило-светило, и на тебе – дождь!

– Маш, а дождик-то давно начался? – Настя посмотрела на небо.

– Не знаю я. Как-то не заметила. – Баба Маша поправила платок, убрав под него седые пряди волос. Затянула на подбородке узел. – Пошли, что ли, подруженька. Ягоды набрали, теперь бы только донесть. Пора домой. Вечер уже, а мы целый день не евши и не пивши. Скотину пора кормить.

Старушки поудобнее перехватили ручки тяжелых корзин, наполненных отборной ягодой, и направились в сторону деревни. По крайней мере, так им в этот момент казалось…

Путь по болоту теперь давался с большим трудом. Ноги поначалу утопали во мху. Затем сапоги мох прорывали и уходили в воду почти на всё голенище. Чтобы вытащить их из болота и сделать очередной шаг, бабушкам приходилось прилагать много усилий, сказывалась накопившаяся за день усталость. Корзины тоже делали своё дело. Старушки шли и шли, превращая болотные метры в километры.

– Маша, давай присядем. Притомилась я что-то, – запросила Настя.

Она остановилась, покрутила головой, ища сухое место. Но не было ни островка, ни бревна, одна вода, мох и чахлые сосны. Присесть негде. Настя вытерла концом платка мокрое от дождя и пота лицо. Стемнело так, что стволы деревьев были неразличимы. Они расплывались, превращаясь в ночи в сплошные чёрные пятна, вытянутые в длину и немного в ширину.

Чёрное небо, чёрные деревья и чёрное болото испугали старушек. Они поняли, что заблудились.

– Сыграл, видно, с нами Чёртов угол злую шутку, – выругалась Мария.

– Чёртов он и есть чёртов. Похоже, нам сегодня придётся на болоте ночевать. Пошли хоть какое сухое место поищем. Клюковкой поужинаем, друг к другу прижмёмся и погреемся.

Настя вместо ответа только грустно улыбнулась и подняла корзину. Старушки шли на ощупь, не видя ничего перед собой. Шли и искали место для ночлега.

Дождь тем временем только усилился, и они, так и не найдя ничего подходящего, остались ночевать, сидя на сосновом стволе, который почти сгнил и был весь покрыт мхом. Тот мох пропитался дождевой водой, хотя и в солнечные дни не всегда высыхал. Сидеть на нём было сыро и оттого холодно.

Бабушки сидели рядом и жевали беззубыми ртами ягоду-кислинку. Смотрели перед собой в темноту…

Настя вдруг улыбнулась.

– Мы, Маша, сидим рядком. Давай, что ли, поговорим ладком.

– Давай. Мне и не в такие передряги приходилось попадать. – Мария бросила в рот несколько ягод.

– Помнишь, подруга, как в войну жили? Как целыми днями есть хотелось? Как любую съедобную травку рвали и жевали? Ничего, тогда выжили. И сейчас не пропадём.

– Помню, конечно, – ответила Настя. – Хорошо помню. Но мы в те времена молодыми были. Кровь горячая била ключом во всех наших жилках. А сейчас костями старыми и не согреться. И кровь не та. Пыхнет раз в году, и всё.

– Зато душа у нас молодая. Не у каждой современной грудастой девки есть такая душа. Не грусти. Ночь обязательно закончится, и день обязательно начнётся. Может, на наше счастье, даже солнечный.

* * *

Сентябрьское утро было дождливым и серым. Поднялся холодный пронизывающий ветер. Он раскачивал макушки невысоких сосен, отчего с них на мох падали сухие, давно раскрывшиеся шишки. Время от времени от резких порывов ветра дрожал багульник, а по водяным окнам между болотными кочками шла рябь, – такое утро встретило бабушек, которые всю ночь так и просидели на сосновом стволе. Они промокли и промёрзли, но всё же заснули. И сейчас, склонив друг другу на плечи головы, спали. То, что старушки живы, можно было понять по их дыханию, которое еле заметным парком вырывалось изо ртов.

Большой чёрный ворон закружился над людьми. Громко несколько раз каркнул:

– Кру-у!.. Кру-у!.. – разнеслось над болотом.

Первой глаза открыла Мария. Она сидела, не двигалась и смотрела перед собой. Шевелиться не было сил. Её тело ныло каждой мышцей, каждой косточкой. Очень хотелось есть. Мокрая одежда противно прилипала к коже и не согревала старушку в это холодное утро.

Зашевелилась Настя. Она оторвала голову от плеча подруги. Выпрямилась.

– Уже утро, – прошептала.

Маша не ответила. Настя нагнулась и зачерпнула из лужи воды. Умыла лицо. Сняв с головы платок,