Пристанище пилигримов - Эдуард Ханифович Саяпов

— Так зачем ты его отправил в Небуг? — довольно жёстко спросила Мансурова.

— С тех пор как он здесь появился, мы стали меньше общаться, — чуть слышно ответил Калугин.

— Что?! Ты совсем оборзел!

Я удивился, поскольку никогда не слышал подобных интонаций и вербальных оборотов от своей жены: она никогда ни с кем так не разговаривала. Наше общение с ней всегда протекало на самом высоком этическом уровне и никогда не опускалось до обоюдного хамства. В очередной раз я убедился, что любая женщина многолика в отношениях с разными мужчинами, — к каждому она поворачивается одним из многих своих лиц. В тот момент я был совершенно уверен, что между ними была связь, потому что это был разговор двух любовников о рогатом муже.

— Не ругайся, Леночка. Зачем тебе этот пустоцвет? — елейным голосом уговаривал её Калугин. — Он совершенно оторвался от реальности. Он творит чёрт знает что. Он живет за твой счёт, и, похоже, совершенно не собирается работать. Даже Белогорский махнул на него рукой и нашёл другого человека на его место.

— Это мой муж! Отец моего ребёнка! И мне решать подобные вещи… А ты, по-моему, Андрюша, совсем зарвался! — Она разговаривала с ним как с холопом.

— Он даже хотел убить эту шлюху… — сказал Калугин тоном двоечника, который не знает предмет и начинает уже собирать всё подряд.

— Что? Что ты несешь?

— Я видел это своими глазами, — выкручивался Андрей, а я не мог поверить своим ушам. — Он поставил её на колени и хотел камнем развалить череп, но в последний момент увидел меня…

— Так! — крикнул я нарочито громко, шагнув через балконную перегородку, и широким артистичным жестом распахнул занавес. — Пора прекращать это безобразие!

Даже повидавший на своём веку «афганец» выпучил на меня глаза и побелел. Мансурова вскрикнула от неожиданности и тут же прикрыла рот ладошкой. Они были просто в шоке, и произведённый мною эффект мне очень понравился.

— Ну что, любовнички, не ждали? — бархатным голосом спросил я и плотоядно улыбнулся.

— Я не собираюсь устраивать скандал… и уж тем более прибегать к насилию. Я побеспокою вас ровно пять минут. Андрюша, а чё у тебя руки трусятца?

Лена сидела в кресле рядом с журнальным столиком, на котором стояла бутылка красного вина и один бокал. Телевизор был включен без звука. Над кроватью тускло горели бра. Все замерли и боялись шелохнуться, чтобы не вспугнуть момент истины.

— Ещё раз прошу пардону, за то что испортил такой прекрасный вечер, но, увы, нужда привела меня в этот дом.

Потом я предложил Андрею подняться, поскольку мне надо было отодвинуть кровать от стенки, а он сидел на самом её краю. Он с опаской встал и даже слегка отшатнулся от меня, предполагая, по всей видимости, что я собираюсь его ударить. Именно так я и сделал бы раньше, но в тот момент во мне что-то сломалось.

Когда я отрывал от спинки полиэтиленовый пакет с деньгами, Леночка заметила:

— Смотри-ка, а мне втирает уже две недели, что сидит без копейки.

— Человек… особо не обременённый совестью, — с некоторой горчинкой заметил Калугин.

— Знаешь, Андрюша, — сказал я, — тебе совесть тоже спать не мешает. Так что не лепи горбатого.

— Я по сравнению с тобой ангел.

— Ангел? — прищурившись, спросил я. — А сколько ты людей убил в своей жизни? Ангел!

— Ни одного, — решительно ответил Калугин и тут же добавил вполголоса: — А вот нелюдей…

— Кстати! — радостно воскликнул я. — Мне тут нужно грохнуть двух нелюдей… Поможешь? Если у тебя действительно есть совесть и гражданская ответственность… А то гуляют по земле два шатуна и творят всё, что им приходит в голову.

— Это они тебе штанишки порвали? — спросила Лена и пригубила красного вина из бокала, а Калугин посмотрел на неё многозначительно и натянуто улыбнулся: ты видишь, Леночка, что с ним происходит, это же натуральный маньяк.

— А можно обойтись без иронии! Эти твари пытались убить меня на трассе между Небугом и «Югрой», и я тебе так скажу: удовольствие ниже среднего. Если бы не моя природная изворотливость, лежал бы я сейчас где-нибудь под камнем.

— Это точно, — подтвердила жена, — ты всегда был изворотливым. — А Калугин смотрел куда-то в стенку с нескрываемым сожалением, как мне показалось.

— Андрей Григорич, — обратился я к нему, и он ответил мне совершенно измождённым взглядом.

— Да, слушаю вас, Эдуард Юрьевич, — прошелестел он.

— Я думаю, нам нужно поговорить.

— О чём? — с невинным видом спросил Калугин, но было понятно, что он сдался: его непоколебимая уверенность в себе была опровергнута мной, и со всех сторон вылазили его неприглядные поступки, совершенно не соответствующие тому образу, который он создавал.

— О многом, — сухо ответил я.

— Ладно, — спокойно молвил он.

— Ну и славненько. Пойдём тогда в баре посидим. Пивка выпьем.

Я устремился на выход, а Калугин поплёлся за мной, как будто на заклание.

— А ты что, даже штаны не поменяешь? — спросила жена.

— Принципиально, — ответил я и тихонько прикрыл дверь.

23.

Знакомый бармен по имени Константин встретил нас широкой улыбкой и воскликнул:

— Эдуард, а я уже думал, что потерял самого преданного клиента!

— Да-да, Костя, два дня меня не было, а столько воды уже утекло.

— Водочки? Вискаря? Рома? — спросил он, сделав серьёзное лицо.

— Нет, от крепких напитков я воздержусь.

— А что так? — Он сделал участливое лицо, какое делают здоровые люди в момент откровений больного человека о своих болезнях.

— Здоровья уже не хватает… — Я задумался, наморщив лоб. — Ты знаешь, я даже не помню, когда я начал… Прошлой зимой, по-моему… Или весной?

— Понял. Тогда, может быть, пивка?

— Пожалуй. Кружечку Гиннеса я выпью.

— А Вы чего изволите, Андрей Григорьевич? — подобострастно спросил бармен у Калугина.

— То же самое.

— Эдуард, — обратился ко мне Калугин, — я отойду на пять минут… руки помыть.

Это было питейное заведение, стилизованное под английский паб для футбольных болельщиков. Всё это выглядело так: деревянные лакированные панели и полосатые