Ментор черного паука - Нина Малкина

— У меня нет выбора, — кивнул Каас. — С самого начала это было моей идеей, теперь я обязан довести всё до конца.

Неприязнь в комнате только усилилась. Теперь и Шенгу смотрел на меня недобро. Кажется, экзамен на вступление в Орден Крона я провалила и мне ещё усерднее придётся доказывать свою преданность идеям свободы. Что ж, у меня на этот счёт были иные правила, которым я не планировала изменять. Заложники несправедливости не должны её плодить, даже во имя великих лозунгов.

— Похоже, вы и нам не оставили выбора, — согласился генерал, осматривая нас обоих. — Значит, пойдёте вдвоём.

Как это ни странно, мне тоже не хотелось идти вдвоём с Каасом. Как будто мы объединились против Джермонда, чтобы навредить. Чувствовала я себя при этом ужасно. Но сейчас эмоции следовало задвинуть на второй план в угоду аналитике. Каас был мне другом… или даже больше. Не знаю, кем он был для меня теперь. Сейчас важно другое — то, что он не убьёт Джера без моего согласия. Оставалась ещё надежда, что я была права и ментор чёрного паука — не Кирмос лин де Блайт. Я обязана была обеспечить ему шанс на выживание. Если мы хотели довести всё до конца, у нас и правда не было другого выбора. По крайней мере, я его не видела.

— Лучше бы ты её не приводил, — ломбардиец встал и собрал свои записи. — Я говорил, это плохая мысль.

Пальцы старика быстро забегали, сворачивая пергаменты в плотные трубочки.

— В таком случае, — Шенгу лин де Сторн тоже поднялся, — решение принято. Завтрашний день станет поворотным в истории Квертинда. Следующая Красная Луна не увидит его прежним. Когда Кирмос лин де Блайт будет убит, никто больше не сможет остановить Орден Крона. После его смерти немедленно отправляйтесь в приют. Надеюсь, этот приказ не обсуждается?

Теперь, когда все присутствующие, кроме Элигии, стояли, я снова почувствовала себя маленькой. Ломбардиец не стал дожидаться моего ответа и зашагал по ступенькам, что вели на второй этаж. Прощаться он не стал.

— Не обсуждается, — согласилась я, провожая взглядом мерзкого старичка.

Тать склонился над Элигией и прошептал ей что-то на ухо прежде, чем выйти из гостиной. Сапоги его громко шаркали по полу, и я кривилась при каждом звуке. Почему-то меня не покидало ощущение полного провала собрания. Но Татовский выглядел довольным, даже подмигнул мне, прежде чем скрипнуть входной дверью.

— Некоторая дисциплина свободному Квертинду не помешает, — проводил глазами удаляющегося кровавого мага генерал. — Новый период королевства начнётся с этим рассветом. Нас ждут долгожданные перемены, которых мы все так ждём. И ты будешь уже другой, Юна.

— Я стану частью Ордена Крона? — с надеждой спросила я.

— Важнейшей, — неожиданно подтвердил генерал. — Не просто частью, а символом сопротивления и свободы. Мы все признаем тебя как равную.

— Ваша светлость, — дверь снова скрипнула, впуская мужчину, что провожал нас. — Пора в дорогу. Капраны у чёрного входа, как вы и просили.

— Еду обратно в моё заточение, — грустно улыбнулся господин лин де Сторн и протянул мне руку: — Был рад знакомству, Юна. Завтра с тобой будет говорить уже другой человек.

— Ломбардиец? — забеспокоилась я, пожимая крепкую ладонь. — Мне кажется, он был совсем не рад познакомиться со мной.

— Господин Минестл наш казначей, — усмехнулся генерал. — Война — это, в первую очередь, деньги. С ними Селован управляется превосходно. Простите ему скупой склад ума и чувств. Уверен, вы ещё проникнетесь симпатией друг к другу. Но завтра здесь будет не он. Поверьте, новое знакомство вас не разочарует.

— Прощайте, генерал, — Каас тоже пожал руку Шенгу. — Благодарю за приезд.

— Удачи, — господин лин де Сторн кинул короткий взгляд на Кааса и вышел, больше не задерживаясь.

Когда генерал покинул комнату, я выдохнула и даже позволила себе облегчённо улыбнуться Каасу. Нам с ним сейчас нужна была поддержка друг друга.

— Я должна поговорить с Юной, — подала голос Элигия, которая молчала почти всё собрание. — Каас, ты ведь не станешь слушать дамскую болтовню?

Меня удивило, зачем её вообще пригласили за этот стол. Не рассчитывали же они, что женская компания смягчит мой нрав? В случае с Элигией, он наоборот ужесточался. Певица откинулась на спинку стула, поигрывая ниткой мелких бус из речного жемчуга. Только сейчас я заметила тиаль на её шее — крохотный, с монетку. Внутри блестящей колбы кружился вихрь Вейна, как у ректора Аддисад. Странно, что не арфа.

— Если ты пообещаешь, что речь пойдёт не обо мне, — серьёзно ответил стязатель.

— Клянусь, умолчу обо всём, что ты не хотел бы ей рассказывать, — хихикнула она, чем только разозлила Кааса.

— Я обсудила уже всё, что хотела, — попыталась я избежать беседы.

— Прошу тебя, — Элигия подняла брови, отчего её вид стал несчастным. — Осталось ещё кое-что важное, что мы обязаны обсудить наедине. По-женски посекретничать.

— Я подожду снаружи, — помявшись, сообщил мне Каас. — Не думаю, что Элигия тебя задержит.

— Не задержит, — пообещала я, намереваясь сбежать при первой возможности.

Мы обе проводили стязателя взглядом, пока за ним не закрылась скрипучая дверь. Очертания деревянных фигур на стенах смазались в вечерней мгле, и различить что-то было почти невозможно. Но таким интерьер мне нравился больше — в темноте резная гостиная приобрела суровую грацию. Мелкие узоры были неразличимы, и только крупные лапы и ветки тянулись к центру, отражая огоньки свечей. Настроение после собрания было дрянное, подавленное. Даже во рту появился отвратительный привкус желчи. Я сложила руки на груди и выжидающе уставилась на женщину. Но Элигия выглядела уверенной, будто не замечала моего явного неодобрения.

— Он не умеет любить, Юна, — она неспешно прошла через всю комнату к маленькому столику в дальнем углу.

— Я знаю, — неохотно процедила я. — Каас сам говорил мне об этом. Это не ваше дело.

Я даже не удивилась тому, как быстро она нарушила свою клятву. По какой-то причине эта женщина откровенничала со мной, но мне было неясно, почему она ждёт взаимности. Мне совсем не хотелось разговаривать, тем более на такие глупые темы.

Элигия развернулась, качнув бедром, и очень удачно встала под свет канделябра. Жемчужное колье на её шее заиграло перламутром, добавляя своей хозяйке особой загадочности. Вряд ли она задумывалась над своими движениями — скорее, она жила в своём изяществе. Я подумала, что эта леди из тех, кто красив даже во сне и в болезни. Красив такой нарочной, явной прелестью, что сама лезет в глаза. Привлекательность Элигии была столь напористой, что от неё, как и от убого уродства, невозможно было отвести глаз. Странное сходство человеческой красоты и безобразия в том, что смотреть на то и на другое напрямую всегда стыдно. Приходится прилагать усилия, чтобы не взглянуть лишний раз. Сейчас, по крайней мере, мне стоило некоторых усилий рассматривать чернильницу, оставленную ломбардийцем, хотя интереса она не представляла. Но боковым зрением я всё же заметила, что Элигия выжидает, будто надеясь на то, что я сама продолжу беседу.