Под прусским орлом над Берлинским пеплом - ATSH

Йонас молча смотрел на рассыпанный прах, и в его глазах застыло выражение горького разочарования и какого-то обреченного понимания. До меня, в этот момент, наконец, дошел смысл зловещего предостережения, написанного в старом дневнике.

Ветер подхватил пепел, развеивая его по округе, унося с собой последние надежды Йонаса на легкое богатство. Я молча стоял рядом, не зная, что сказать. Да и нужны ли были слова? Все было ясно и без них. Проклятый дом забрал свою плату, обратив в прах не только надежды, но и сами трофеи, оставив после себя лишь горький привкус пепла на губах и тяжелое чувство вины в наших сердцах.

Тяжелая дверь деревенского дома отворилась со скрипом, впуская меня внутрь. Я с трудом переступил порог, ощущая, как навалившаяся за день усталость и пережитые потрясения придавили меня к земле. В доме было тепло и уютно, пахло свежеиспеченным хлебом и чем-то еще, неуловимо домашним, что сразу же заставило меня почувствовать себя немного лучше.

Меня встретила вся семья. Они столпились в небольшой прихожей, их лица выражали смесь облегчения и тревоги. Первой ко мне подбежала Хелла. Едва я переступил порог, кинулась ко мне с объятиями, крепко сжимая меня своими худенькими ручками. В её глазах стояли слезы, но на лице играла робкая улыбка. Я почувствовал укол вины – она, должно быть, сильно испугалась, что я не вернусь, что и со мной может случиться что-то ужасное, как с Уве. Она выглядела намного свежее и живее, чем все последние дни, что несказанно меня порадовало. Исхудавшая, бледная, она напоминала мне хрупкий подснежник, пробивающийся сквозь толщу снега. Но сегодня в её облике забрезжил едва заметный огонек жизни.

— У тебя румянец, — удивленно заметил я, потрепав её по макушке и ласково улыбнувшись.

— Мы гуляли, — с гордостью заявил Рой. Он стоял тут же, с видом заправского защитника. — Я вывел её на улицу, наконец-то. А то она совсем уже зачахла в четырех стенах, скоро начнёт падать в обморок от недостатка воздуха, как какая-нибудь благородная девица из романов.

— Не выдумывай, Рой, — фыркнула Хелла, слегка оттолкнув его, но в её голосе не было и тени обиды, лишь легкое смущение.

— Так, не приставайте к господину Кесслеру, — вмешалась Фике. — Он, должно быть, устал с дороги и проголодался. А ну, марш за стол, а то ужин совсем остынет!

Мы прошли в столовую и разместились за большим деревянным столом. Я с теплотой оглядел родные лица, освещенные мягким светом керосиновой лампы. Мой взгляд остановился на Рое. Он приехал только вчера из Берлина, где вот уже четыре месяца учился в гимназии. Высокий, статный юноша с умными, проницательными глазами, он сильно повзрослел за время разлуки. Им редко разрешали выезжать за пределы гимназии, так что за эти месяцы мы виделись всего несколько раз: два раза приезжал он, и еще пару раз я сам навещал его в Берлине. В основном, мы обменивались письмами – длинными, подробными, в которых рассказывали друг другу обо всем, что происходило в нашей жизни. Я делился с ним своими мыслями и переживаниями, а он, в свою очередь, описывал мне свою учебу, новых товарищей, строгие порядки гимназии.

— Как дела, Рой? — спросил я, отламывая кусок свежего хлеба. — Как учёба? Доволен ли ты? Не обижают ли тебя старшие?

— Учителя строгие, — начал Рой, и уголки его губ непроизвольно опустились, выдавая его истинное отношение к происходящему. — Особенно фрау Глазенап. Она постоянно кричит на всех, придирается по мелочам, и говорит гадости ученикам, — голос Роя дрогнул, и я понял, что эта тема задевает его за живое.

— Тебе тоже говорит? — спросил я, стараясь скрыть тревогу в своем голосе. Я понимал, что гимназическая жизнь полна своих сложностей, особенно для таких, как Рой – выходцев из простой семьи.

— Да, — Рой отвел взгляд, словно ему было стыдно признаться в этом. — Она говорит, что я бедный мальчик из развалюхи, что у меня нет ни гроша за душой, и что меня выдают мои нищенские манеры. Говорит, что мне не место среди приличных людей.

Мое сердце сжалось от боли и гнева. Я знал, что Рой очень ранимый, и подобные слова могли нанести ему глубокую душевную травму.

— Мне с ней поговорить? — спросил я, приобнимая Роя за плечи. Этот жест был безмолвным обещанием, что я всегда буду рядом, всегда поддержу и защищу его. — Я могу написать директору гимназии или приехать и лично поговорить с этой фрау Глазенап.

— Нет-нет, не нужно, — Рой поспешно замотал головой. — Я не хочу быть стукачом, к тому же, это только усугубит ситуацию. Я сам разберусь, спасибо, Адам, — он слабо улыбнулся, пытаясь показать, что все в порядке, но я видел, как ему тяжело. — Я уже сказал ей, что если она считает, что у меня нищие манеры, то пусть научит меня богатому этикету, ведь, в конце концов, существует она за счёт денег учеников, а не наоборот. Так что она обязана сделать из меня приличного человека.

Хелла, до этого молча слушавшая наш разговор, звонко рассмеялась, откинув голову назад. Ей явно понравилось остроумие Роя, его находчивость и умение постоять за себя.

— Смотри, не перебарщивай с этим, ладно? — я улыбнулся, потрепав Роя по волосам. — Помни, главное – это не деньги и не манеры, а то, какой ты человек. Ты должен прежде всего быть честным, добрым и справедливым, а не заносчивым носителем толстого кошелька. Не позволяй этой фрау Глазенап сломить тебя.

Рой неожиданно крепко обнял меня, прижавшись щекой к моему плечу. В этом порыве, чувствовалась вся его благодарность, вся его любовь и забота обо мне. Ему было всего тринадцать лет, совсем еще мальчишка, но на его плечи уже легло немало испытаний. Мне не удалось устроить его в гимназию раньше, сразу после того, как не стало фрау Ланге. Убийство матери, произошедшее прямо у него на глазах, произвело на него очень тяжёлое впечатление, оставив неизгладимый след в его душе. Ему потребовалось гораздо больше времени, чем я предполагал, чтобы оправиться от этого потрясения, научиться снова доверять миру, снова почувствовать себя в безопасности. Я долго