Под прусским орлом над Берлинским пеплом - ATSH

Запись 43

Время шло своим чередом, принося с собой неизбежные перемены. Хелла недолго пробыла с нами. Спустя месяц после своего заявления о желании уехать, она собрала свои немногочисленные пожитки и отправилась в Эссен, к Хайо. Он написал ей, что его жена ждет второго ребенка, и им очень нужна помощь с первенцем, маленьким сорванцом, за которым нужен глаз да глаз. Хелла с радостью согласилась. Я проводил ее на поезд, с тяжелым сердцем отпуская в неизвестность, но понимая, что не могу удерживать ее вечно. Вскоре и Рой вернулся в Берлин, к своей учебе в гимназии. Провожая его, я с грустью отметил, как сильно он повзрослел за время, проведенное дома. Прощание было коротким, но теплым, полным молчаливой поддержки и братской любви. И вот, я снова остался один в нашем большом доме, лишь Фике скрашивала мое одиночество. Сразу после отъезда Роя началась бешеная гонка, работа закипела с удвоенной силой. Дел было невпроворот, нужно было успеть сделать так много за короткое время, пока зима окончательно не сдаст свои позиции. Мысли мои то и дело возвращались к заброшенному поместью, к тому странному, жуткому и одновременно манящему дому, затерянному в лесной глуши. Я сгорал от нетерпения, мне непременно нужно было туда вернуться, но приходилось ждать, пока растает снег. Я знал, что в лесах, укрытых густой тенью деревьев, снег тает гораздо медленнее, чем на открытых пространствах, а значит, не раньше апреля мне удастся вновь отправиться в путь. А пока же весна постепенно вступала в свои права, пробуждая ото сна сначала деревню, а затем и окрестные леса. Дни становились длиннее, солнце светило ярче, и под его теплыми лучами снег начал оседать, превращаясь в грязные ручьи. С приходом весны возобновилось и строительство, прерванное на время зимних холодов. Работа закипела с новой силой, строители спешили закончить начатое до наступления осенних дождей. И вот, наконец, долгожданный день настал – я открыл больницу. Небольшую, но при этом довольно вместительную, рассчитанную на несколько десятков пациентов. Я вложил в нее все свои силы, все свои сбережения, надеясь, что она принесет пользу жителям деревни и окрестных поселений. Доктор Ландау, которому я писал еще в декабре, ответил, что сам он, увы, не сможет приехать по состоянию здоровья, но обещал прислать своего лучшего ученика, как только больница будет готова к открытию. И он сдержал свое слово. Ровно к торжественному открытию, как по волшебству, прибыл молодой доктор Бодри, француз по происхождению, с румяным, энергичным лицом и живым взглядом. Он приехал не один, а привез с собой целый штат медицинского персонала: несколько опытных медицинских сестер и двух молодых, но подающих надежды врачей. Я с облегчением вздохнул, понимая, что больница в надежных руках. Теперь у жителей нашей деревни, наконец, появится возможность получать квалифицированную медицинскую помощь, не преодолевая десятки верст до ближайшего города. Весть об открытии больницы разнеслась по округе быстрее лесного пожара. Люди, измученные болезнями и отсутствием должного лечения, потянулись к нам со всех сторон. Доктор Бодри и его команда работали не покладая рук, с утра до поздней ночи принимая пациентов, ставя диагнозы, назначая лечение. Я с гордостью наблюдал за их слаженной работой, понимая, что мои старания не пропали даром. Больница жила, наполненная голосами, запахами лекарств и надеждой на исцеление. Дни летели за днями, наполненные заботами и хлопотами. Я почти не выходил за пределы деревни, полностью погрузившись в работу. Тетрадь, что я надеялся прочитать оказалась мне не по зубам. И пусть написана она была на латинице, смысл слов оставался мне неясен. 8-a de Mai, 1547 Avel in mina handi tremis. Zem, ter, grun far longa taim vibris, humis. Mi nu mogis ignor. Oldi tavi, stuli, kruzi ruptis. Ta hum, ta zov… Ta viva est. Mi sentis, inti zem, forti puls, viva puls. Mi hortos konstrui doma de petri. De viva petri! Mi trovis forti, grizi petri apud riv. Shai petri tremis, shai petri kantis in mina handi, kak yon l' oveli in av. Ta nu simpli petri, ta viva petri est. 9-a de Mai, 1547 Mi komencis konstrui. Mi portis petri de riv. Mi metis unua petra in sentrum de puls-plaz. Ta petra pulsis, ta petra varmis mina handi. Mi sentis, kak ta konektis kun zem, kun puls. Mi metis altra petri apud unua petra. Mi konstruis ronda funda. Mi uzis argil ka sab, mi bindis petri. Mi laboris dum sun staris alti in ski. 10-a de Mai, 1547 Hoi, mi konstruis muri de doma. Muri gros, levi. Mi metis petri, grandi e mali, sur funda. Mi bindis shai petri kun argil, kun sab, kun… kanti. Oldi kanti, kanti de petri, kanti de zem. Mi sentis, kak petri konektis, kak li vivis. Kak shai forti kreskis. Ta nu est simpli muri, ta est viva muri. Varmis in nok, koldis in dei. 11-a de Mai, 1547 Mi vidis strangi, miri visio. In nok, kând lun lumis, mi vidis, kak petri in muri… movis. Lenti, tre lenti. Kak shai respiris, kak shai vivis. Mi vidis, kak lum de lun reflektis in petri. Kak in shai naskis imagi, imagi de arbori, de flori, de… oveli. Kak avel parolis kun mi tra shai imagi. Es timi, es miri, es… strangi. Mi nu sha dorm. Mi spektos, mi kelos kun petri. Mi lernos shai lingv. Слова, которые я кропотливо выписывал из словарей различных языков – немецкого, французского, латыни, даже древнегреческого – казались лишь отдаленно похожими на