Фронтовой дневник (1942–1945) - Василий Степанович Цымбал

машинами. Вероятно, ветру очень хотелось, чтобы мы угодили под машину. Но Вахтеров даже в этом вихре угадывал машины впереди и сзади и сворачивал лошадь вправо, прижимая ее к самым деревьям у кювета. Ветер бросался на телефонно-телеграфную линию, выл и свистел, как Соловей-разбойник, ломал на деревьях ветки и с размаху, как безумец, бросал их на провода или уносил далеко в поле.

Так он провожал нас до самого дома, а потом всю ночь носился вокруг, сыпал снег на чердаки, задувал в щели, стремился замести вход в наш дом, нагромождал сугробы по углам. Не переставал он беситься и сегодня весь день.

К вечеру сегодняшнего дня он совершенно обессилел от своих безумств и где-то свалился и уснул. Небо прояснилось. На нем засверкали звезды, и заискрился снег, которого было почти по колени.

Читал сегодня газеты за 1 и 2 марта. Союзники имеют большие успехи. За 2–3 дня занято свыше 20 городов и взято в плен до 20 тысяч немцев.

4 марта 1945 г.

Счастье нам начинает изменять. Снится мне вчера, что я веду корову через речку, покрытую хрупким льдом. Лед начинает проламываться под коровой, и вдруг она исчезает в полынье, которую прикрывают большие льдины.

Я просыпаюсь. Выходивший во двор Вахтеров сообщает, что у нас из сарая увели корову. Посмотрели следы. Они дошли до автомобильной дороги и там потерялись. Так мы остались без кормилицы. Мясо у нас тоже кончилось, так что мы теперь волей-неволей должны перейти на паек.

Наш период пребывания, как мы говорили, в «доме отдыха» закончился. Завтра к нам на точку прибывают Кутлов, Бабаев и старший лейтенант Попов.

Жизнь как-то должна измениться.

Ночью я видел второй сон. Мне снилась Тамара и Лида. Не могу припомнить сюжета сна, но был он какой-то беспокойный.

Читал армейскую газету за 3 и 4 марта. Хорошо продвигаются союзники, начавшие свое наступление 23 февраля. Заняли Трир, находятся под Кельном.

6 марта 1945 г.

Дни идут, события меняются. Жуков и Рокоссовский вышли к Балтийскому морю в Померании, образовав новый «мешок» западнее Данцига и далеко западнее Кенигсберга.

Союзники ежедневно берут по 6–7 тысяч в плен.

Произошли изменения и в нашей жизни. Во-первых, вчера нам один лейтенант запасного полка указал местопребывание нашей коровы, и Саша привел ее домой. Так что мы теперь снова пьем молоко.

Во-вторых, вчера приехали Кутлов и Бабаев. Начальником точки теперь Кутлов.

Сегодня к вечеру приехали старший лейтенант Попов и Сперов.

Снился мне сегодня сон, будто я очень больной в амбулатории, и меня, до пояса раздетого, выслушивала женщина-врач. После осмотра она куда-то ушла, ничего не сказав мне и не выписав рецепта. Я больной, надев рубашку, пошел разыскивать ее и, не найдя, сел на длинной белой скамье в зале ожидания. Вдруг я увидел здесь же Марийку. Она все ближе подвигалась ко мне и что-то говорила, время от времени глядя на меня. Я тоже. Я натолкнулся головой на чье-то лицо и оглянулся. За мной сидел Яков и пытался прикоснуться к моему лицу подбородком. Я сжал правую руку в кулак и ударил его в подбородок, но был бессилен от болезни и почувствовал, что не причинил ему особого вреда. Я встал. Рядом шла Марийка и за нею Яков. Помню, я спросил ее: «Почему ты здесь?» Она ответила: «Сахарин». Я понял, что она, как спекулянтка, привозила продавать сахарин.

Я снова устал и опять сел отдохнуть недалеко от швейцара (женщины). Марийка подошла к этой женщине, та открыла ящик стола и указала ей завтрак. Марийка стала есть слоеную булочку, по обыкновению отщипывая от нее кусочки.

Она была в короткой юбке с голыми ногами. Я смотрел на ее ноги и удивлялся, что они стали гораздо тоньше. Одета она была в темно-зеленое, хорошо сшитое демисезонное пальто, поверх которого была одета кружевная белая длинная накидка. В руках Марийка держала корзинку, с которой ходят на базар.

Я на выход, в свою квартиру, которая была здесь же, в амбулатории.

В комнате были спущены шторы, и когда я поднял их, то увидел, что в комнате в креслах сидят женщины и возле них больные дети лет 2–3. Дети насорили по всей комнате, набросали ломаных игрушек. Я попросил женщин освободить комнату, и они постепенно ушли, забрав своих детей. У меня не было сил убирать комнату, и [я] грузно сел в кресло, беспомощно положив руки на поручни.

7 марта 1945 г.

Сегодня говорят, что союзники заняли Кельн и еще десятка два городов и населенных пунктов и захватили огромное количество пленных.

В свою очередь, наши войска тоже имеют большие успехи.

Видел ряд интересных снов, запомнился один. На дороге где-то у Гросс-Хогенхагена, где я шел, в солнечном свете пролетела белая птица, вроде чайки. С шоссе, из проходящей машины, раздался выстрел. Раненая птица стала падать, и ее зацепила рукой какая-то молодая и хорошо одетая дама, шедшая с мужчиной. Птица продолжала лететь и снижаться и упала прямо к моим ногам в грязь. Я ухватился за птицу. Она продолжала трепыхаться и как-то разделилась на три живых самостоятельных части. Как бы на три птицы. Я их удержал. С машины спешил ко мне стрелок, и я по погонам увидел, что это генерал-майор. Он сказал, забирая птицу из моих рук: «Я в гражданке десятки таких убивал».

Бойцы запасного полка питаются плохо. Некоторых я подкармливаю, и они несут мне махорку, которую мы курим не переставая.

8 марта 1945 г.

Вечер. Только сейчас вспомнил, что сегодня Международный день женщин. В прошлом году в этот день в 14‑м запасном полку в Ленинграде, будучи дневальным по роте, я сочинял стихи и писал письма.

Теперь я в Германии. Уже месяц, как я сижу в Левиттене, на подступах к Кенигсбергу. Солдаты из запасного полка все уходят на передовую. Грустные песни поют люди, отправляясь в эту мясорубку:

Ой умру я, умру я.

Похоронят меня.

И родные не узнают,

Где могилка моя359.

Я весь день хожу под впечатлением этой песни. Она звучит у меня в ушах и в сердце и держит душу в тяжелых цепях грусти.

Из нашей части тоже начинают выдергивать людей на передовую. Вчера из нашего взвода отправили Бабаева. Не знаю, кого отправили из других взводов.

А в запасном полку люди прибывают сюда на день-два из госпиталя, чтобы опять отправиться в этот ад огня и