Великая княжна в изгнании. Рассказ о пережитом кузины Николая II - Мария Павловна Романова

На все судно имелся лишь один молодой врач. Дмитрию повезло больше, чем другим, потому что за ним ухаживал его русский ординарец. Леди Марлинг и ординарец по очереди, днем и ночью, дежурили у его постели. Сам Дмитрий сохранил смутные воспоминания о своей болезни. Он упорно цеплялся за жизнь, и казалось, что выкарабкается. Но потом произошел случай, после которого он не только потерял мужество, но и утратил всякое желание продолжать борьбу.

Однажды жаркой ночью, когда он задремал в своей тесной, душной каюте, ему приснился странный сон. В дальнем углу каюты в воздухе висела маленькая человеческая фигурка, которая показалась ему знакомой. Вглядевшись в полумраке, он узнал меня. Дмитрий увидел, как я маню его пальцем. Во сне он решил, что я, наверное, умерла и явилась за ним. Что-то в нем тогда надломилось; ему показалось, что он медленно уплывает. Ощущение нельзя было назвать неприятным. Он потерял сознание. Леди Марлинг, которая сидела рядом с ним, вдруг заметила, как он побледнел. Дышал он поверхностно, пульс замедлился и едва прощупывался. Она сразу же послала за врачом. Вбежав в каюту, врач мгновенно понял, что у пациента коллапс. Нельзя было терять ни секунды. Очевидно, у молодого врача не было под рукой никаких подходящих средств для реанимации – а может, он просто растерялся. Он сделал единственное, что в тот миг пришло ему в голову: схватил Дмитрия за плечи и сильно встряхнул.

– Очнись, очнись! – что было сил кричал он.

Не приходя еще в себя, Дмитрий услышал голос, который доносился откуда-то издалека. По его словам, именно тот призыв вернул его к жизни. Но процесс выздоровления затянулся и был крайне болезненным. Он утратил желание жить, и в следующие дни доктору и леди Марлинг пришлось бороться за него. Несколько раз они оставляли надежды на его выздоровление. И все же постепенно и очень медленно он начал приходить в себя. Когда Дмитрий рассказывал, что с ним было, мы сравнили даты и пришли к выводу: должно быть, его сон совпал с худшими днями моей «инфлюэнцы». Когда судно пришло в Порт-Саид, Марлинги решили сойти на берег и вместе с Дмитрием провести несколько недель в Каире, где он мог поправляться в удобной обстановке. Он по-прежнему был так слаб, что его пришлось нести на берег на носилках.

В Каире он начал быстро выздоравливать и вскоре смог передвигаться самостоятельно. В нем проснулся интерес к стране, которую он посетил впервые. В начале января 1919 года Марлинги и Дмитрий покинули Египет. Они приплыли в Марсель и на поезде поехали в Париж. Уже несколько месяцев Дмитрий ничего не знал о происходящем в России. Воспоминания о том странном сне не давали ему покоя. Едва попав в Париж, он тут же отправился в дом отца в Булони и побеседовал со старым привратником. Хотя Гюстав почти ничего не знал, то немногое, что было известно, очень встревожило брата. Гюстав сообщил, что великий князь Павел Александрович в тюрьме, княгиня Палей и девочки в Петрограде, о моей судьбе и о судьбе молодого князя Палея ничего не известно. Дмитрий был потрясен; ему казалось, будто земля уходит у него из-под ног. Он уже знал, что Россия охвачена террором; возможно, отец еще жив, но Дмитрий не надеялся увидеть его, ведь он находился в большевистской тюрьме. О моей судьбе он не смел и думать. Хотя революция лишила его многого, вплоть до того дня она оставалась просто словом, пусть и страшным, как было для меня до того дня в Пскове, когда я услышала об отречении императора. И вдруг он с ужасом осознал подлинный смысл происходящего. Брат не помнил, как вышел из сторожки Гюстава, как вернулся в отель. Он был ошеломлен; ему казалось, что всему настал конец. Страна, семья, все самое дорогое в его жизни ушло безвозвратно! Он остался совсем один, без крыши над головой.

Подробности, которые он постепенно узнавал по приезде в Англию, его не успокаивали. Вдобавок весть об убийстве царской семьи получила более или менее официальное подтверждение. Он впал в отчаяние и не знал, что бы с ним было, если бы месяц спустя ему не передали мою телеграмму из Румынии. Он избегал напрямую говорить о тех днях, и я поняла, что он выстрадал, лишь благодаря догадкам, вскользь оброненным фразам и позднейшим рассказам леди Марлинг. Потом распространилась весть о гибели нашего отца. Сначала Дмитрий прочел о ней в газетах; затем известие подтвердило Министерство иностранных дел. Не представляю, что бы он делал в то время без Марлингов. Даже родные отец и мать не могли бы проявить к нему больше сочувствия и больше заботиться о нем.

Мы с Дмитрием говорили часами, сидя в маленькой бело-красной гостиной, которая разделяла наши комнаты в отеле. В такие минуты нам удавалось забыть почти обо всем, о зловещей действительности и о том, что нас окружало. Став бездомными, мы радовались тому, что мы вместе. Однако вскоре оказалось, что жить в отеле нам с мужем не по карману. Пришлось искать жилье подешевле. Я нашла небольшую меблированную квартиру на Беркли-стрит, в которую мы переехали, но по-прежнему приходили обедать в «Ритц» и часто виделись с Дмитрием.

Глава VIII

Драгоценности и проза жизни

Жизнь в Лондоне, где я оказалась впервые, принесла облегчение после печальных и ужасных дней в Париже. Так как я не знала, как жилось в Лондоне до войны, и не могла сравнивать, я отдыхала в атмосфере, где все дышало миром и почтением к традициям. Мало-помалу прежние знакомые, с которыми мы виделись в континентальной Европе, узнавали о моем приезде и навещали меня; но королевская семья, наши близкие родственники, хотя и знали нас весьма поверхностно, не уделяли нам особого внимания, даже наоборот, скорее избегали нас. Несомненно, на то у них имелись веские причины. Англия еще не знала, чем обернется русская революция. По общему мнению, в случае падения большевиков к власти вернулись бы те, кто возвысился после падения прежнего режима – социалисты Керенского. К ним и к их политическим воззрениям Англия относилась неоднозначно, однако снисходительно. Нам же не предлагали ни помощи, ни поддержки; к счастью и для нас, и для наших английских родственников, мы находились еще не в том положении, чтобы просить их о помощи.

Когда я приехала в Лондон, Марлингов там не было. Сэра Чарльза назначили послом в Копенгагене, и он уже отбыл к месту службы, взяв с собой семью. Однако вскоре леди