Из озера взметнулись молнии - Милисав Антониевич-Дримколский

было по нескольку упряжек, глядели на рабочих хмуро, исподлобья. Злобно и недоверчиво рассматривали они огромные дыры, прорытые на склоне горы и в котловине. Лишь немногие понимали, что это за стройка, большинство возвращались домой подавленные, как будто у них забрали последнее и не осталось больше никаких надежд. Были и такие, что не скрывали своей горечи, захлебывались от гнева:

— Не на чем теперь хлеб возить. А как без него проживешь? Какие беды еще на нас свалятся? Все против нас, крестьян. Будто решили нас со света сжить. Вот вам их хваленая новая жизнь!

— Да разве это жизнь? Что они еще собираются сделать с нами? Если у тебя две упряжки, одну давай на стройку. А если три — две на стройку. Разве можно так…

— Можно, пока жить не надоест, а потом — в петлю.

— Лезь ты, чего нас заставляешь? Не они ли тебя подослали? Шпионишь за нами?

— Да замолчите вы, — возражал старый крестьянин в бараньей шапке. — Неужели не видите, как рабочие надрываются, все на себе тащат: и железо, и цемент, и камень. Как дело у них кипит! Строят они что-то огромное. Посмотрите, глаза протрите, а потом болтайте!

— Чему радуешься? Забыл, что к осени выгонят нас из домов?

— Пока не выстроят новые дома, никого не будут выселять.

— Будут. У них совести нет. Будто мы собаки, а не люди. Вот как они с нами поступают, вот она, новая власть. Ты ее хотел — так получай! Давай, целуйся с ней! А нас пусть оставят в покое… Даже турки такое не творили…

— Потерпите, люди, — урезонивал их старый крестьянин, — ведь то, что здесь строят, всем пользу принесет. Кто терпит, тот спасен будет. Получишь новый дом вместо старой развалюхи, новехонький дом получишь. Что тебе еще нужно?

— Лучше бы я совсем не строился. Сколько денег пошло, сколько горб гнул, а теперь ломать? Ты этого хочешь? Стар ты, а глуп!

— Не глупей тебя! Знаю, что говорю. Все наши дома из самана и досок, а новые будут из настоящего кирпича, оштукатуренные. А ты и этим недоволен! Тебе подавай и новый дом, и деньги — все как по заказу.

— Совсем спятил! Неужто тебе невдомек, все село с лица земли сотрут, и ахнуть не успеешь. Неужто тебе наплевать на хозяйство, на землю, которая тебя кормит?

— Сам ты спятил! С глазами, а будто без глаз — ничегошеньки ты не видишь! Да и не увидишь никогда! — кричит старый крестьянин. Шапка съехала на затылок, лицо в гневе, изломанные дуги бровей сомкнулись, глаза мечут молнии. Он замахнулся на спорщика палкой, но на него двинулись несколько человек с кнутами. Старик выругался и быстро зашагал прочь, свернул с дороги и, ни разу не оглянувшись, пошел напрямки к своему селу.

— Ступай, доноси! — кричали ему вслед. — Все равно без хлеба недолго протянем. На собственном горбу зерно не перетаскаешь. Что мы, скотина?..

А за спиной этих рассерженных людей бурлила стройка, жила своей собственной жизнью. Рабочие радостно встречали оправившегося после болезни Мартина. Им нравился этот целеустремленный, умный человек, его простое и сердечное отношение, благожелательная улыбка. Каждое его слово, как зернышко, прорастает здесь, чтобы расцвести, засиять электрическим светом.

Ранним утром, когда заря осветила горы породы, вынутой руками людей из недр земли, он вошел по подземному коридору в будущий турбинный зал. Здесь, под землей, куда никогда не проникало солнце, в прохладе подземного зала и туннелей, в причудливо изломанных горизонтальных шахтных стволах, освещенных керосиновыми лампами и оттого кажущихся, как в сказке, прекрасными и таинственными, работали люди в крестьянской домотканой одежде, пришедшие сюда из хорошо знакомых инженеру нищих краев с каменистой, бесплодной землей.

Только к полудню Мартину удалось обойти все объекты. Жарко. Южное летнее солнце жжет немилосердно, знойное марево трепещет над землей. Без всякого снисхождения вонзаются солнечные лучи в спины работающих людей, словно дня того, чтобы изгнать их из этой котловины. С чем только не приходится человеку бороться! — думает Мартин. Даже с этим солнцем, которое хочет сжечь все вокруг. Как будто только себя признает, только свою мощь. Но человек тоже солнце, его разум, его мысль — это свет и творчество. Мартин утирает пот, подбадривает людей. В тени густого дерева останавливается передохнуть. Дышать здесь легче, и он с благодарностью смотрит на широкие сердцевидные листья, гладит один из них и улыбается. И вот уже он идет по склону горы, а справа и слева в кронах деревьев распевают птицы, им жара нипочем.

В два часа пополудни из городка едва слышно донесся дребезжащий звон часов на сахат-куле, и Мартину припомнился тот день, когда он впервые услышал их бой. Да, много воды утекло с той поры… А из Управления только вчера впервые ответили на его запросы. Через несколько недель обещали прислать два грузовика, бульдозер и пятитонный каток. Проснулись наконец, и то хорошо! У меня хватит терпения, только… вот если бы вы оказались в моем положении, я бы вас спросил, как вы себя чувствуете. Прожарились бы вот на таком июньском солнце, забыли б, как вас зовут. Мартин плеснул в лицо несколько пригоршней воды из ручья, прислонился к вербе, стоявшей над самой водой, и снял рубашку, чтобы остыть. Как удивительно здесь все, какие противоположности! Вода горного ручья такая холодная, что двух глотков не сделаешь, а солнце припекает так, что дышать невозможно. А ночи? Южные ночи ветреные, холодные, как эта вода… Сколько еще не хватает одеял? Надо напомнить снабженцам. Так размышляя, он подошел к бараку и остановился, увидев за плотной стеной людей широкую кабину грузовика. Не может быть, чтобы после долгого молчания Управление так быстро сдержало свое слово! Наверняка это Китаноский — вот душа человек — нашел для нас грузовик, хоть уезду и самому он необходим. Да, сколько энергии в этом председателе, просто на удивленье… Тут Мартин не выдержал и побежал совсем по-мальчишески, с сияющими от счастья глазами. Рабочие расступились. У переднего колеса, словно из-под земли, возник председатель Уездного народного комитета. Мартин подошел, обеими руками схватил его руку и крепко стиснул.

— Спасибо тебе, Наум! Ты делаешь все, что можешь, хотя это и не твоя обязанность. Нам помогают не по службе, а по дружбе! — добавил он, и широкая улыбка озарила его лицо. Глаза сияли радостным огнем, и все вокруг тоже улыбались. Но это только начало, подумал Мартин. Только один грузовик, один на такое строительство, — это совсем ничего. Он задумался, погас блеск в его глазах. Это только капля в