Ленин - Дмитрий Антонович Волкогонов

до роковых тридцатых, то страшный сталинский серп выкосил их всех…

Выехать хотели очень многие, особенно те, кто не видел для себя возможности заниматься в Советской России творчеством. Очень быстро, например, в зарубежном рассеянии возникло такое уникальное явление, как могучая русская литература. Думаю, что в главных ее атрибутах – высочайшем мастерстве, свободолюбии, в честности перед собой и историей – она и в чуждой среде продолжила лучшие традиции литературной России. Возможно, прав Глеб Струве, написавший: «Много ли может советская русская литература противопоставить «Жизни Арсеньева» Бунина, зарубежному творчеству Ремизова, лучшим вещам Шмелева, историко‐философским романам Алданова, поэзии Ходасевича и Цветаевой, оригинальнейшим романам Набокова?»[114]

Я бы добавил к этому блистательному списку российских философов и писателей имена Н.А. Бердяева, К.Д. Бальмонта, З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского, Игоря Северянина, Л.И. Шестова, Б.К. Зайцева, М.А. Осоргина, Вячеслава Иванова, Л.П. Корсавина, С.Л. Франка и многих, многих других, коим не нашлось места на родине. Пишу эти строки, а в подсознании бьется парадоксальная мысль: не будь жестоким Ленин в своей высылке, их всех бы уничтожил Сталин. Это так: после октябрьского переворота в Россию приходило средневековье XX века… Люди поверили в 1917 году, что миссионеры от большевизма поведут их в страну обетованную, которой станет весь мир после всеобщей революции. Думаю, что в это верил и Ленин. А пока, писал В.Ф. Ходасевич, мучаясь в изгнании бедами России:

     Прервутся сны, что душу душат,

     Начнется все, чего хочу,

     И солнце ангелы потушат

     Как утром – лишнюю свечу…

Пытались уехать в зарубежье целые коллективы. Еще в мае 1921 года Политбюро под председательством Ленина рассмотрело вопрос «О выезде за границу 1‐й студии Художественного театра». Решили, однако: «Отложить решение вопроса до доклада Луначарского: сколько из отпущенных лиц из ученого и артистического мира вернулось на родину (дать заключение ВЧК)»[115]. Долго спорили, отпускать ли Шаляпина. Сомневались Ленин, Сталин, Калинин, но поддержал просьбу великого русского певца Луначарский. В решении Политбюро записали: «Утвердить решение оргбюро и выпустить Шаляпина за границу при условии гарантии со стороны ВЧК, что Шаляпин вернется…»[116]

Люди долгие десятилетия с болью в сердце бежали из коммунистического загона. Это было одностороннее движение (за редким исключением). Нужны ли еще какие‐то доказательства глубокой ущербности Системы, откуда они вырвались?

Еще при жизни Ленина в большевистском правительстве почувствовали, что исход российской интеллигенции ставит в исключительно тяжелое положение промышленность, горное дело, транспорт, связь. На заседании Политбюро 9 августа 1923 года под председательством Каменева обсудили записку Дзержинского, в которой тот писал:

«За границей имеется ряд довольно крупных русских специалистов, тяготящихся условиями своей жизни и желающих вернуться в Россию и работать. А мы бедны спецами. Самые лучшие у нас спецы – это полученные и почему‐либо не расстрелянные от Колчака, Деникина и Врангеля. Надо давать индивидуальные прощения и принимать в русское гражданство…» Решили: «Допускать возвращение русских специалистов из эмиграции и привлекать их к работе»[117]. Но за рубеж в ходе Гражданской войны ушла лавина интеллигенции, вернулись тоненькие ручейки… Да остались еще те, «почему‐либо не расстрелянные».

Однако, убедившись в существовании за рубежом огромной интеллектуальной России, Политбюро ЦК уже в 1923 году обязало ВЧК «организовать разложение белогвардейской эмиграции и использование некоторых ее представителей в интересах советской власти». Созданный позже специальный Иностранный отдел ОГПУ вел широкую «разработку» российской эмиграции, а иногда и «ликвидировал» особо «злобных врагов советской власти». Многочисленные тома спецсообщений советских агентов из западных столиц свидетельствуют: российские власти вначале изгнали массу интеллигенции, а затем делали все возможное для ее «разложения», дискредитации, подкупа для агентурных целей, стравливания различных группировок друг с другом. На многих известных ученых, писателей и, конечно, политических деятелей эмиграции были заведены многочисленные специальные дела‐формуляры, в которых фиксировался каждый заметный общественный шаг человека, его высказывания и настроения. Например, в обширном фонде «Русская эмиграция» можно найти данные о слежке, отраженные в формулярах, почти за всеми влиятельными лицами российской эмиграции из числа интеллигенции: Федотове, Мельгунове, Бердяеве, Адамовиче, Алданове, Бальмонте, Берберовой, Бунине, Шмелеве, Гиппиус, Мережковском, Набокове, Тэффи, Бурцеве, Вишняке, Евреинове, Кшесинской, Стравинском и многих, многих других.

Интересно, что советская спецслужба пыталась втереться, например, в доверие к Н.А. Бердяеву и использовать его имя и влияние в своих целях. Однако, как сообщил агент Каль, Бердяев не принесет пользы, ибо «критикует коммунизм, является решительным противником материалистической философии и склонен беседовать лишь о теологии». Может быть, поэтому в формуляре ИНО ОГПУ Бердяев значится под кличкой Духовник[118].

После нескольких попыток приблизиться к Бердяеву разведчики Менжинского со своим явно не теологическим мировоззрением оставили великого мыслителя в покое.

Советское руководство беспокоило в деятельности эмиграции и то, что лишенная родины интеллигенция, русская буржуазия, даже находясь в бедственном материальном положении, быстро организовали издательства, свои газеты, журналы. Так, ИНО ОГПУ докладывал большевистской верхушке, что в Париже созданы издательства «Русская земля», «Русский очаг», «Белый архив». Выходят периодические издания «Отечество» – орган николаевцев, «Вестник крестьянского союза», «Ухват» – юмористический журнал, «Театр и искусство», «День русской культуры», «Звено». В издании этих и иных газет и журналов участвуют Бунин, Куприн, Мережковский, Гиппиус, Ливен, Гукасов, Мирский, Милюков, другие известные люди. Кремлевское руководство боялось проникновения белогвардейской литературы в Советскую Россию и предприняло превентивные меры по ограждению сознания своих граждан от «тлетворного буржуазного влияния».

Так подробно остановившись на высылке Лениным цвета российской интеллигенции, автор, естественно, не сводит ее трагедию к этому печальному акту. Главной чертой трагедии интеллигенции в Советской России стало лишение ее творческой свободы. Даже последний оазис свободы – сознание человека – оказался в глухой осаде запретов, угроз, репрессий, всевозможных ограничений. Те, кто не принял революцию, но вынужден был как‐то адаптироваться к новой горькой действительности, пытались что‐то изменить в стране. В этой связи стоит упомянуть о так называемом деле врачей. Нет, не сталинском деле 1953 года, а о малоизвестном теперь событии еще 1922 года, при жизни Ленина.

В начале лета 1922 года в Москве прошел Всероссийский съезд врачей. Нарком здравоохранения Семашко так докладывал своей запиской о съезде Ленину и членам Политбюро.

«…Недавно закончившийся съезд врачей проявил настолько важные и опасные течения в нашей жизни, что я считаю нужным не оставлять членов ПБ в неведении…

На съезде был поход против медицины советской и восхваление медицины земской и страховой. Просматривалось стремление поддержать кадетов, меньшевиков, создать свой печатный орган.

Что касается изъятия верхушки врачей: докторов Грановского, Манула, Вигдорчика, Ливина, то надо согласовать с ГПУ. Не создадим ли арестом им популярности?»[119]

Ленин увидел за частным