Князь Владимир - Юрий Никитин

Владимир с грохотом обрушил кулак на край стола. Посудаподпрыгнула, зазвенела. Войдан очнулся, на лету ухватил узкогорлый кувшин, недал разбиться о пол. Еще сонными руками поднес ко рту, забулькало, по горницепотек запах пряного вина.

– Не понимают! – сказал Владимир яростно. – Яполитик! По-ли-тик!

На него смотрели кто с сочувствием, кто с иронией, но все –непонимающе.

– Все эти рассказы о великом прошлом… – сказал Владимирс болью в голосе. – Зачем? Чтобы я преисполнился спесью? Мол, мой народдревнее всех, уже этим я выше других? Так меня тогда с моей Русью и курызагребут. Как бы я ни убеждал себя и вас, что мы-де древнее и потому имеемправо на чужие земли, а еще по праву первородства могем другие народы тыкатьмордами в ихнее… да и свое дерьмо, но они-то знают, что мы не древнее!

Борис, который не ушел с Нессом, враз ощетинился:

– Княже, мы в самом деле древнее! У меня есть старыезаписи…

Владимир досадливо отмахнулся:

– Что толку читать чужие летописи? И выдавать их засвои? Конечно, от кого-то и мы пошли. Не из навоза же вылезли, как черви. Ноежели за века не раз сменили земли, язык, веру, то мы уже не тот народ, чьилетописи читаешь и присобачиваешь для Руси! Но будь мы в самом деле древнеевсех на свете, то что? Вон иудеи и язык свой сохранили, и веру, и летописиведут от начала времен, и род насчитывают по сто колен, ежели не по тысячам… Нуи что же? Они так же гонимы, как цыгане или угры. В мире нет почтения к древнимнародам. Со слабыми не считаются, так мне сказали однажды… в городе городов,будь он… Уже потому мне, князю, надо думать о сегодняшнем дне… и завтрашнем! Датолько ли мне, князю? А вам?

Это повисло горьким укором.

Едва по дорогам Руси промчались вестники, что война запрестол кончилась, как по тем же дорогам потянулись сперва робко, затем всеувереннее купцы, миссионеры, калики, странные заморские гости, от которыхнепонятно чего и ждать: торговцы не торговцы, послы не послы…

Раньше всех в Киеве появились миссионеры. При взятии Киева иРоденя они были в дальних городах и весях, резни избегли, а когда вернулись встольный град, здесь уже власть была в железном кулаке захватчика, за разбой,татьбу и обиды чужим или своим гостям карал свирепо и немедля.

Владимир проповедников в терем не пускал, даже во двор велелне запускать, какого бы бога ни славили, но один дождался его выезда раноутром, солнце едва-едва позолотило небокрай. Бросился как коршун на цыпленка,ухватился обеими руками за стремя:

– Великий князь! Выслушай слово Истины! Увидь свет!

Сзади послышался холодноватый скрип железа. Кто-то издружинников, выказывая рвение, вытаскивал меч. Владимир предостерегающе вскинулруку. Уже и латиняне под его защитой, а этот еще и сам кидается на меч, вмученики попасть размечтался. По их вере кто гибнет за бога, того тот берет ксебе, кормит и поит уже всю вечность.

– Что тебе? – спросил он нетерпеливо. –Говори быстро.

– Прими Христа! – возопил монах страстно. –Прими истинного Бога!

Владимир удивился:

– Я не понял, о чем речь? Наша Русь открыта для всех!Вошла в нее жмудь – на холме среди наших богов появился ихний Алябис. Вон,гляди! С головы до ног уже в гирляндах цветов. Жмудь живет с русичами бок обок, а то и вперемешку, так и боги стоят рядышком, гутарят мирно о своем,божеском. Пришла чудь – своего бога принесли и поставили вровень с нашими. Ичто же? А ничего. Все люди, всяк хорош по-своему. И боги все хороши, дурному неучат.

Монах затрясся от ярости. Лицо перекосила гримаса.

– Это поганские боги! Только наш хорош, а все остальные– зло! Только мы хороши, а всех остальных – уничтожить!

Владимир сожалеюще покачал головой:

– Какой ты недобрый…

– Христос не мир принес, но меч!

– Значит, он бог войны в овечьей шкуре?

Монаха затрясло еще больше. Худой и изможденный, в чернойнелепой одежде, с грязными распатланными волосами, он выглядел чужим в этомчистом солнечном мире.

Владимир поморщился, отодвинулся. От монаха неслонечистотами. Угождая своему странному богу, явно не моется, не подрезал бородуи волосы.

– Ладно, – отрезал Владимир, как отрубилмечом. – Если хочешь, можешь поставить и Христа среди наших богов. Средикиян немало христиан, как еще больше магометан и иудеев. Пусть все боги стоятна почетном месте! Им будут приносить дары… кто какие приемлет, им будутплясать или не плясать, ставить свечи или окроплять кровью. У нас живут разныелюди, потому с главного холма смотрят разные боги.

– Наш бог должен быть единственным!

– Нет! – рявкнул Владимир. – Мало того, что явытряхиваю из них последние гроши на подати, так еще и души ограбить? Пустьхоть здесь не будут рабами!

Он отпихнул монаха ногой, конь под ним сорвался в галоп.Сзади весело загрохотали копыта. Дружинники неслись отдохнувшие, веселые,сытые. Кони под ними добрые, седла новенькие, попоны расшиты узорами. Девкизасматриваются, глазки опускают, вроде бы застеснялись. Чудит князь, что такдолго и ни о чем ведет беседы с нищими и оборванцами!

То ли слишком много жареного мяса поел с красным перцем, толи жаркая ночь смотрела в окна, но ярая мужская сила бушевала в теле так, чтопутала мысли.

Разозлившись, смахнул со стола бумаги, Сувор подберет,поднялся с налитыми кровью глазами. В чреслах наливалось горячей тяжестью,пальцы сжались, будто уже мяли мягкое теплое тело. Мелькнула мысль сходить вдом для наложниц, там три новые девки, взял в селе по дороге, еще не опробовал,девственницы, молодые и сочные… но теперь, когда оставил стол с работой,мелькнуло сожаление, что предпочел жалкие плотские утехи рабов. «Но что я есть,как не раб, – возразил он сердито, – ежели брать от пояса и ниже? Ячеловек только от пояса и до головы, я волхв, если брать одну голову, и я –частица бога, потому что иной раз чую нечто особенное, когда душа вдругсжимается в неведомой тоске и готова обливаться слезами…»

Он прошел по длинному коридору на другой конец терема. Тамбыли покои Юлии. Она так и осталась ни женой, ни наложницей, но Владимир незапрещал старым слугам называть ее княгиней. Отпустить обратно в монастырь, изкоторого ее выкрали для Ярополка, не разрешил. Чувствовал необъяснимоеторжество, когда заходил в ее покои и видел в прекрасных глазах страх иотвращение.

Да, на его руках кровь ее мужа, его брата. Тем слаще братьее силой, грубо, срывать платье с беспомощной и плачущей, ибо в эти мгновенияособенно ярко видна его победа! Он взял власть, поверг великого князя и теперьмнет и жмакает его сладкую жену. И как восхитительно видеть в ее чудесныхглазах бессильную ненависть!