Отпетые плутовки - Татьяна Полякова

— Разводиться, — вздохнула я.

— Ты чего дома не живешь?

— Не знаю… Мне здесь больше нравится.

— Ты меня не любишь? — немного помолчав исобравшись с духом, задал он вопрос. Я покачала головой, изо всех сил стараясьне зареветь. — У тебя есть кто-то? — опять спросил он, и я ответила:

— Есть.

Димка поднялся и ушел, хлопнув дверью. Напоследок рявкнул:

— Яблоко от яблони!..

Прошел месяц, месяц мучительных дней и длинных-длинныхночей. Я знала: Сашку я больше никогда не увижу. С отцовскими долларами ичужими “Жигулями” Сашка где-то скалит зубы, черти в его глазах радостнорезвятся, а сердце стучит ровно, и плевать ему на то, что мое болит и умныхслов слушать не желает.

Я утешала себя тем, что все пройдет: через месяц будет чутьлегче, время все лечит, боль отступит. Вот год пройдет — и забуду… Забыть неполучалось. Мало того, что в Сашку я влюбилась по-настоящему, так еще жег стыд.Это ж надо быть такой дурой… Помогла ограбить родного отца…

В конце лета мы с Юлькой пили чай на веранде нашей дачи ивели разговоры по душам. Я неожиданно решилась и все ей рассказала. Юлькаслушала внимательно, под конец хмыкнула и заявила:

— Я б этому стервецу… — вздохнула, косясь на меня,улыбнулась невесело и поцеловала меня в висок:

— Машка, он сюда не вернется. Слабо. Ведь не дурак жеон, в конце концов?

Я пожала плечами и тоже улыбнулась:

— Кто ж его знает…

— Ждешь, значит?

Вопрос, жду ли я Сашку, очень волновал и меня, поэтомуответила я не сразу:

— Даст Бог, свидимся.

— И что? — загрустила Юлька, а я улыбнулась:

— Должок у меня…

Дни сменялись днями, выстраиваясь в месяцы, и тоска в самомделе отступила, хотя обида осталась. В целом же моя жизнь изменилась к лучшему.

С Димкой мы развелись. Правда, ушло на это полгода ипотребовало столько нервных затрат, что ни на что другое просто сил не хватало.Димка подал на раздел имущества, и нервов прибавилось. Папа махнул рукой исказал:

— Отдай ему все, что хочет. Может, он от этого станетсчастливее.

Счастливее Димка не стал. Только наша разводная эпопеязакончилась, как он появился у меня в квартире с букетом роз и улыбкой. Димкинаспособность вести себя так, будто ничего не случилось, неизменно вызывала уменя недоумение.

Воспользовавшись этим недоумением, он прошмыгнул в комнату,вручил мне розы и сказал:

— Рад тебя видеть.

— Спасибо, — промямлила я, воткнула цветы в вазу иустроилась в кресле, поглядывая на Димку с заметным сомнением. Парень он такой,что глаз да глаз за ним нужен: зайдет попить чаю и задержится лет на пять. Вмои планы это не входило, потому гостеприимство я не демонстрировала и чай непредлагала.

— Ты мне соврала, — заявил он. Я удивленновскинула брови: врать я вообще не люблю, потому что не умею, а врать бывшемумужу мне и вовсе без надобности. Я вздохнула и спросила:

— Да?

— Да, — удовлетворенно кивнул он. — У тебяникого нет. Я следил за тобой весь месяц.

— Лучше бы ты нашел себе работу, на которой платятденьги. С завода так и не уволился? — спрашивала я без всякого интереса,потому что ответ знала. Димка будет всю жизнь получать от случая к случаюполторы сотни, ныть, жаловаться на начальство и ругать правительство. Такой ужон человек, и тут ничего не поделаешь. — При чем здесь моя работа? —обиделся он. — Я о тебе говорю. Ты сказала, что не хочешь со мной жить,потому что у тебя кто-то есть. И соврала. Никого у тебя нет. Развелась ты сомной из-за своего папаши. Он меня всю жизнь терпеть не мог. И тебя настраивал,вот в конце концов и перетянул на свою сторону. — Не удержавшись, язевнула, а Димка разозлился:

— И не надо делать такое лицо, и ты, и я знаем, ктотакой твой отец. Добро бы просто вор, боюсь, он кое-кто похуже…

— Димка, — хмыкнула я. — Ты живешь в егоквартире…

— В своей…

— Да. Мы продали квартиру, и ты купил на свою половинуденег “малосемейку”, но квартиру нам покупал отец, на те самые ворованныеденьги. Поэтому заткнись или продай “малосемейку”, а деньги отнеси в детскийдом.

Такая перспектива повергла Димку в уныние.

— О чем мы говорим? — возмутился он.

— Как всегда, о моем отце, — пожала я плечами.

— Ты меня обманула, — напомнил он.

— Нет. — Я интенсивно покачала головой и решилаозадачить Димку:

— Просто человек, которого я люблю, в тюрьме.

— Что? — Он выпучил глаза так, что умудрилсянапугать меня.

— Что слышал; Мой избранник сидит в тюрьме, выйдетчерез два года. Так как я не являюсь его женой, свидания затруднены. Но я егожду. Как только он вернется, мы сразу поженимся.

— Врешь, — недоверчиво буркнул Димка, а я еще разпокачала головой:

— Нет. Честно. Ты сам всегда говорил: яблоко от яблони…А он — точная копия моего отца. И они души друг в друге не чают. Так что берибукет и иди отсюда.

Димка покраснел до состояния вареного рака и торопливонаправился к выходу, потом вернулся, выхватил букет из вазы и очень громкохлопнул дверью. Конечно, это вовсе не значило, что он больше никогда не придет.Скорее наоборот.

Зазвонил телефон, я подошла и сняла трубку с некоторойдрожью в сердце. Тут уж ничего не поделаешь: каждый раз возникала нелепаямысль: а вдруг Багров? Может быть, поэтому я продолжала жить в Южном, хотядобираться до работы было довольно далеко. Звонила Юлька.

— Как настроение?

— Димка был, — пожаловалась я.

— Неужто замуж звал?

— Не успел. Он следил за мной месяц и оченьрасстроился, не обнаружив соперника.

— Так осчастливь бывшего: вокруг полно мужиков, хватитжить монашкой.

— Я еще немного поживу, если ты не возражаешь, —хохотнула я, а Юлька ответила неожиданно серьезно:

— Машка, он сюда не вернется. Просто не рискнет. Онведь не знает, что ты ничего не рассказала отцу.

— С чего ты взяла, что я жду? — вздохнула я. Юлькатоже вздохнула:

— Может, скажем отцу? Он его найдет.