Европейское путешествие леди-монстров - Теодора Госс

– Очень рада познакомиться со всеми вами, – сказала она, опускаясь в кресло. Кофе, вот что ей нужно. День был длинный.

– Беатриче, можно с тобой поговорить? – тихо спросил Кларенс.

– Конечно, – сказала Беатриче с улыбкой – как она надеялась, дружелюбной. – Я всегда рада поговорить.

Он нахмурился.

– Я имею в виду – наедине.

Она поглядела на него и сказала:

– Выйдем в коридор?

– Хорошо.

Он вышел вслед за ней в коридор, где стояли столики с позолотой и мятые доспехи, а на стенах висели мрачного вида портреты. Беатриче встала у окна. Солнечный свет проникал сквозь тонкие парчовые шторы. Ей было грустно и неловко. Большую часть дня она провела с Мэри в подвале Академии наук, где они пытались отобрать среди груды документов нужные. В старом выпуске журнала Société des Alchimistes, выходившего на английском, французском и немецком языках, она нашла статью доктора Джакомо Раппаччини, где он описал, как сделать лабораторную крысу невосприимчивой к ядам в результате многократного воздействия некоторых растительных алкалоидов. На момент публикации ему было всего двадцать четыре года.

– Беа, я сейчас скажу то, что должен сказать. – Кларенс глядел на нее с нежностью, но и с некоторой тревогой. – Ты мне очень дорога – даже более того. Я люблю тебя все сильнее. Ты красивая, умная, милосердная…

– Ядовитая.

– …женщина. Ну да, и это тоже.

– И это главное. Насколько я знаю, с этим ничего нельзя поделать. Я обошла всех докторов в Европе. Никто из них не нашел лекарства. Сегодня утром я читала отцовские записи – там подробно расписана вся процедура, с помощью которой он потом сделал меня ядовитой для других. Я настолько пропитана этим ядом, что избавиться от него смогу только со своей смертью. – Беатриче выглянула через окно во двор. Там начинался дождь. Она договорила со всей возможной прямотой, потому что иначе было нельзя: – Ты никогда не сможешь поцеловать меня или обнять дольше чем на несколько секунд. Между нами никогда не будет настоящей близости. Какие бы чувства мы ни питали, между нами не может быть ничего, кроме дружбы.

– Мы, – повторил он. – Значит, и ты тоже.

Она не могла ему лгать.

– Да, и потому-то это так больно, что я и сказать не могу. Прошу тебя, Кларенс, не делай мне еще больнее.

– Милая, если ты меня любишь, для нас нет ничего невозможного. Ведь Джованни же привык со временем к твоему яду? Может быть, и я постепенно к нему приспособлюсь – когда-нибудь, со временем.

Она подняла на него изумленный взгляд.

– Но ты же тогда сам станешь ядовитым, как я! Ты не сможешь больше прикасаться к людям, не сможешь сидеть с ними и разговаривать так, как сейчас.

Он протянул руку и погладил ее по голове, но это было короткое прикосновение – волосы у нее тоже были ядовитыми.

– Если мы будем вместе, я готов заплатить такую цену.

Она глядела на него с выражением ужаса на лице. История Джованни повторялась снова.

– Это не тебе решать – то есть не тебе одному. Если ты когда-нибудь пожалеешь об этом, если придет день, когда ты разлюбишь меня и захочешь снова жить среди людей… не качай головой, ты же не знаешь, что нас ждет в будущем, – тогда ты будешь винить меня. И тогда мы станем мучением друг для друга. Я не позволю тебе сделать такой выбор и не позволю навязать его мне. Я предлагаю тебе дружбу. Больше я ничего предложить не могу.

Он глядел на нее, словно стараясь понять, насколько серьезно она говорит. Очевидно, вид у нее был достаточно серьезный, потому что он сказал:

– Хорошо. Конечно, я принимаю твою дружбу. Она у нас будет всегда, что бы ни случилось. Но я не сдамся. Должно быть какое-то средство. Если уж Эдисон изобрел электрическую лампочку, значит, и мы найдем какое-то средство, чтобы быть вместе.

Она покачала головой, но невольно улыбнулась, видя, как упорно он не хочет расставаться с надеждой. Американцы – такие оптимисты! Но увы – она советовалась уже со столькими докторами, испробовала столько лекарств, что понимала – средства от ее болезни нет. И Кларенсу тоже придется когда-нибудь с этим смириться.

Мэри: – Оптимизм – вовсе не монополия американцев.

Кэтрин: – Во всяком случае, британцев никак не назовешь оптимистами. Вы все такие мрачные.

Беатриче: – Это все дождь. Бесконечный дождь и мокрые цветы в парке.

Жюстина: – И гор нет. Если бы в Англии были настоящие горы, такие, как Монблан у Женевского озера…

Мэри: – Вас смешно слушать.

– Беатриче! – Это была Мина: она стояла в дверях столовой. – Не могли бы вы сказать всем, что ужин готов?

– Конечно, – с облегчением ответила Беатриче. Она рада была предлогу закончить разговор с Кларенсом. Как ни дорог он ей, она не позволит этому чувству повлиять на ее решения. На этот раз – нет.

Войдя в музыкальную комнату, она услышала, как Мэри рассказывает об их встрече с Айшей.

– Не знаю, верить ей или не верить насчет этих энергетических волн, – говорила она. – Но они действуют, это точно. Она действительно убила этих вампиров электричеством.

– А Элис действительно умеет исчезать, – сказала Кэтрин. – Во всяком случае, заставить других поверить, что она исчезла, а это ведь, собственно говоря, одно и то же.

– Кажется, она пригодилась бы нам в цирке Лоренцо, – сказала Зора. – Исчезающая девица! Где она? Здесь? Нет? Смотрите сами! Это будет сенсация.

Как чудесно было, что все собрались вместе – и клуб «Афина», и цирковые артисты! Беатриче, которой всегда приходилось держаться поодаль от остальных, чувствовала радость единения и товарищества еще острее, чем другие.

– Идемте в столовую, – сказала она. – Мина говорит, ужин готов.

Смеясь и переговариваясь, все двинулись за ней по коридору и увидели, что в столовой их ждет настоящий пир. Супницы, тарелки с куриным паприкашем, один суп, кажется, с рыбой, другой – с цветной капустой, маленькие клецки, ничуть не похожие на кнёдли, огуречный салат, картофель с петрушкой, фаршированные яйца…

– Миссис Горвац превзошла саму себя, – сказала Мина. – Я сказала ей, что об очередности блюд можно не беспокоиться. Думаю, у нас не столь утонченные вкусы, чтобы устраивать церемонии à la Russe[136]. Рассаживайтесь. Места всем хватит.

Когда за столом уже стоял веселый гомон, вошла Кармилла, а за ней под руку Люсинда с Лаурой, – правда, из всех троих ела одна Лаура. Кармилле с Люсиндой потихоньку принесли бокалы с чем-то красным – но не вином. Наконец, в самом разгаре ужина, к ним присоединился и сам граф, занявший свободный стул во главе стола.

Мэри окинула взглядом всех по очереди. Цирковые артисты рассказывали Лауре о своих номерах, и та восхищенно слушала. Кармилла, Люсинда и Жюстина обсуждали планы предстоящих путешествий. Диана о чем-то шепталась с Аттилой, который исполнял сегодня обязанности лакея, – несомненно, они затевали какую-то новую шалость. Граф держал Мину за руку.